Глаза Роджера были прикрыты, он наслаждался музыкой, сливаясь с нею посредством волшебных звуков треугольника, а герр Ридель, наблюдающий за первым выступлением Роджера Костаки, мысленно вопрошал себя, отчего небо обошло талантом его!

А Роджер, добравшись до тридцать девятой цифры, с несравненным наслаждением выхватил из чехла Жирнушку и отыграл ею вместо написанного легато восторженное стаккато.

– Стаккато! – шептали его губы. – Стаккато!..

Костаки не заметил, как пролетели первые три месяца его работы в музее. От исполнения музыки, угодной его душе, Роджер даже несколько умиротворился и стал ходить в гости к герру Риделю, жена которого прекрасно готовила свиные ножки и была набожной женшиной. Детей у четы Риделей не было.

Как то Костаки, заканчивая обед вишневым пирогом, проговорил почти про себя:

– Кирха, кюхен, киндер…

Фрау Ридель не сумела скрыть набежавших слез, а ее супруг, покраснев, оправдывался за Костаки, мол, это он ему немецкую шутку рассказал.

Как то в пятницу, вечером, когда свиные ножки были съедены и запиты местным пивом, герр Ридель поведал Роджеру странную историю.

Он рассказал, что утром к нему обратился какой то человек с бородой по пояс и волосами по плечи. На человеке было надето что то вроде сутаны, но необычного кроя, к тому же платье его было нечистым и старым. Человек назвался русским странником и предложил герру Риделю бесплатный экспонат невиданной красоты. Стеклянная женщина в полный рост! Для ознакомления с экспонатом странник пригласил директора музея в комнату пансиона, где герр Ридель обнаружил живую женщину, действительно невиданной красоты, но совсем не из стекла, а из плоти и костей. Но русский настаивал, что женщина стеклянная, что она феномен и столь же хрупка, как стекло.

– Вы понимаете, что я был вынужден тотчас уйти! – сказал герр Ридель. – Этот русский какой то сумасшедший! Кстати, он поселился в вашем пансионе!

«Не хватало в пансионе только русских психов», – подумал Роджер…

На следующее утро музыкант увидел русского за завтраком. Прошло лет десять, но он его узнал.

– Отец Филагрий! – неожиданно для себя вскричал Роджер и вскочил.

Русский с удивлением посмотрел на приближающегося человека и проглотил находящийся во рту творог.

– Вы не узнаете меня? – с вопросом уселся рядом с русским Роджер.

Монах отрицательно покачал головой.

– Мы встречались! На острове Коловец! Вы тогда схимником были!

– Это вы на колоколах играли? – вспомнил русский.

– Вот видите… – Роджер машинально отщипнул от хлеба кусочек и положил в рот. – Невероятно после России встретиться здесь, в Австрии…

– Что же невероятного? – поинтересовался странник, возобновив поедание завтрака.

– Говорят, с вами женщина?

– Кто говорит?

– Герр Ридель… Директор музея… Я работаю в музее музыкантом.

– Для чего в музее музыкант?

– Я играю на треугольнике… Это как бы музыка стекла…

– Незавидна роль игрока на треугольнике! – русский положил в тарелку еще творога и обильно залил его вареньем. – Но кому на роду написано быть солистом, а кому аккомпаниатором! – сказал.

Роджер хотел было разозлиться, но не смог. Он покачал головой и ответил:

– Вы правы… Кому на роду написано быть схимником, а кому туристом!

Колька вдруг захохотал, да так громко, что откликнулась Лаура, прокричав троекратно: «Хайль Гитлер!»

– Герр Ридель сказал, что вы не один прибыли сюда? – продолжал интересоваться Костаки.