– Вернулись?..

Колька вытащил паспорт и протянул настоятелю.

– Сожгите! И прошу вас, не пускайте ко мне никого. Год не пускайте! Грешен я…

Отец Михаил счастлив был возвращению схимника, а потому со всем радостно соглашался.

– Сожгу паспорт! И никто к вам, отец Филагрий, не придет! Я вам за это ручаюсь!..

После этих слов настоятель отстал, а Колька почти побежал к скиту, а когда добрался и вдохнул сосновый дух, бросился грудью на пол, раскинув руки, и закрыл глаза…

Он лежал так недвижимым пять дней. Он почти умирал от холода и жажды. Его человеческое сознание превратилось в ледышку, лишь обмороженная душа дергалась за грудиной.

А к ночи его спросили:

– Каешься?

И этот вопрос освободил от заморозков его сознание, он открыл глаза и ледяными губами прошептал:

– Каюсь! – Потом встал на карачки и повторил: – Каюсь!..

А еще потом он поднялся на ноги, душа расправилась, и закричал Колька Писарев во все горло:

– Ка юсь!!! Ка юсь!!! Ка ю юсь!..

Человеческий голос пролетел над тяжелой ладожской водой, добрался до храмовой колокольни и сдвинул язык главного колокола. Колокол пропел низко и печально. Ветер, подумали в монастыре…

* * *

Попугай Лаура неожиданно покинула свое место и принялась летать по всей гостинице, роняя на постояльцев голубое перо и фекалии.

Роджер просидел возле Миши почти неделю. Он говорил девушке, что полюбил ее с первого взгляда, что с ним подобного не случалось никогда и вообще он в любовь не верил. А она зажгла все его существо, и боится он сгореть от безответного чувства!

Заполучив Мишу и объясняясь ей в любви, он забывал кормить девушку. Ее тело все более истончалось, а глаза становились блескучей, словно вся жизнь из тела перелилась в зрачки.

– Я вас люблю! – неустанно повторял Костаки. – Я богат и талантлив!

А она отвечала, что не предназначена для любви, что Бог отобрал у нее такую возможность.

– Мне нельзя заниматься любовью! – слабым голосом сообщила она. – Никогда…

А Роджер обрадовался ее словам и принялся объяснять ей свою теорию, что он принадлежит к будущему цивилизации, в которой одни будут размножаться, а другие заниматься творчеством и наукой.

– Мне не нужен секс! – восторженно заявил Роджер. – Я не нуждаюсь в нем! Попросту я не хочу!

– А мне нужен секс, – прошептала Миша. – И я нуждаюсь в нем и очень хочу, но не могу!

– Все равно мы с вами пара! – не терял надежды Роджер.

– Я вас не люблю, – произнесла она совсем утомленно.

– Это не страшно!

– Я люблю его…

– Кого?

Она промолчала.

– Русского?

Миша моргнула, так как сил отвечать не было. Роджер истерично рассмеялся.

– Он же монах! Ему нельзя никого любить, кроме Господа! И вообще, как можно любить бесполое существо?

– Люблю…

Роджер познал, что такое ревность. Это такое чувство, будто бы в твоем желудке море адреналина и очень себя жалко. Костаки не привык себя жалеть, а потому два последующих дня просто просидел в комнате Миши, стараясь не смотреть на нее. Когда же случайно взгляд его все же падал на лицо девушки с закрытыми глазами, сердце Роджера вздрагивало.

Ночью он проснулся в кресле от того, что ему показалось, будто Миша вновь произнесла:

– Я вас не люблю!

Кровь прилила к лицу музыканта, он поднялся с кресла, откинул полу пиджака и ловким движением вытащил из чехла палочку по имени Фаллос. Подошел к Мише, вдохнул всей грудью и опустил палочку на ее плечо. Комнату наполнил звук хрусталя, вслед за этим Костаки еще раз ударил по несбывшейся своей любви, потом еще и еще бил, пока комнату не наполнил звон разбивающегося стекла…

«Как бы не поранить ноги», – подумал Роджер, запихивая ботинком под кушетку сияющие осколки.