– Прекрати! – рявкнул священник. – Мать – самое святое, что есть у человека!
– Значит, – сделал вывод Роджер, – когда мать умирает, человек остается без святого?
– Остается память святая.
– Понял.
– Убивал ли ты когда нибудь тварь какую, случайно или нарочно?
– Собираюсь, – честно признался мальчик.
За сеткой поперхнулись.
– Что такое? Ах ты, негодник!.. – затряслась кабинка.
– Вам правду говорить или врать? Вы так тратите свою нервную систему!
– Отвечай, кого ты собираешься убить?
– Всего лишь ящерицу. Я купил ее за три фунта в зоомагазине.
– Зачем?
– Затем, чтобы убить.
– Я не спрашиваю, зачем ты ее купил, – все более впадал в раздражение священник. – Я спрашиваю, зачем ты хочешь убить беззащитное создание?!.
– Я хочу поглядеть на тот миг, – честно признался Роджер. – Уловить его, когда она наступит, смерть!..
– Зачем?
– Чтобы понять, как будет со мною в миг моей смерти.
– Ты боишься смерти?
– Да.
– Значит, недостаточно веруешь в Господа.
– Недостаточно, – признался Роджер. – Но я хочу верить достаточно, чтобы не бояться этого мгновения.
– Молись!
– Молюсь.
За стенкой опять возникла пауза, затем священник попросил Роджера выглянуть из исповедальни. Они вновь встретились головами и посмотрели друг на друга. Священник пытался определить меру искренности в глазах прыщавого мальчишки, а Роджер старался ему показать, что искренен вполне.
– О'кей! – закончил экзамен святой отец и исчез за шторкой.
Вернулся к окошку и Роджер. Прежде он на секунду встретился с глазами матери и подумал, что она виновата в его грехе, так как если бы у нее отсутствовало лицо, то оно бы не напоминало ему место, на котором сидят.
– Надеюсь, после нашего с тобой разговора ты не убьешь ящерицу? – выразил надежду священник.
– Я не нашел в ваших словах логического объяснения, почему мне не стоит этого делать.
– Не делай хотя бы на всякий случай, – предложил священник. – Допусти, что ты не сомневаешься в том, что Господь существует. А убийство всякой твари есть грех!
– Как же мне быть? Как удовлетворить свое любопытство?
– В жизни ты увидишь много смертей, но любопытства тебе не удовлетворить никогда!
– Почему? – удивился Роджер.
– Так же, как наесться навсегда нельзя, так и в смерти чужой для себя что то понять. Когда сам умирать станешь, вот тогда истина откроется.
– А если Бога нет?
– Бог есть! Не веришь мне, спроси у мамы.
– Да я, в общем то, мало кому верю, – признался Роджер. – Маме тоже.
– Это плохо.
Священник выбрался из своей части исповедальни и вошел к Роджеру. Сел рядом, обняв мальчика за плечи. При этом он почувствовал, как плечи ребенка напряглись, а позвоночник выпрямился.
– Меня зовут отец Себастиан, – сказал святой отец и повторил: – Это плохо…
– Почему? – прошептал Роджер. Голос его куда то ушел, и хотелось кашлять.
– Потому что по вере человеческой дается.
– Вы кушали сегодня за обедом чеснок? – неожиданно поинтересовался Роджер.
– Да, – священник дернулся и убрал с плеча мальчика руку. – Чувствовал подступающую простуду и покушал с хлебом чеснока.
– Неудачная мысль перед тем как исповедовать, отец Себастиан! Фу, как пахнет! И ящерицу я, пожалуй, убью! Думаю, Господь простит мне тягу к познанию его таинств. И все же, как дурно пахнет!
Священник взял Роджера за ухо и что есть силы потянул за него, скручивая то влево, то вправо. |