Изменить размер шрифта - +
На его самолюбие невозможно было воздействовать. Говори хоть самое обидное, он даже губы не сжимал, просто улыбался в ответ и руками разводил…

А как то в межсезонье встретил во дворе Кипу, сильно повзрослевшего, с черным тубусом под мышкой.

– Привет!

– Привет!

Кипа, оказалось, учился в университете на физика. Рассказал про Лялина, что того мамаша определила в МГИМО, а Кишкин остался на сверхсрочную в армии прапором.

– А Фасольянц где? – спросил Колька.

– А Фасольянца парализовало. От него Джульетта с детьми ушла и развода добилась. Доказала в суде, что у мужа внебрачные связи имелись!

– И где он сейчас?

– Сдали в какой то специальный дом… В Кимрах, кажется… – Кипа немного помялся, а потом спросил: – А с тобой что? Чего двор позоришь? Даже на замену не заявляют?

– Не знаю, – признался Колька. – Видать, талант закончился.

– Или звездная болезнь?

– Может быть, – пожал плечами Писарев и пошел ловить такси…

А еще через два месяца Колька ночью проник в административное здание тренировочной базы, вскрыл кабинет начальника команды и включил фонарик. Награды и кубки брать не стал, направился к сейфу – тяжелому металлическому ящику. Понадеялся на удачу, вдруг не закрыли, но дверь плотно стояла на месте… Он посидел в начальственном кресле, раздумывая, что делать дальше, думал минут пятнадцать, а потом просто поднял тяжеленное железо и потащил его на выход. Прошел с сейфом километра два, до свалки, и сбросил ящик с плеч. Поискал какой нибудь инструмент и в свете фонаря и наступающего утра обнаружил ржавый топор, а также кусок лома. Подумал еще – какая такая сила лом смогла на две части разорвать?..

Часа два пытался топором загнуть угол сейфовой двери, пока наконец не получилось достаточного зазора, куда Колька всунул лом и навалился на него всем телом своим. Качался на ломе, пока что то не лопнуло в запирающей конструкции. Колька отлетел в сторону и больно ударился спиной о кусок какого то бетона. Корчился от боли, словно змея, а когда отошло, увидел, что дверь сейфа открыта. Бросился к раскуроченному железу и вытащил из его нутра несколько пачек денег, заметив, что купюры по пятьдесят. Завернул добычу в газетный лист, валявшийся тут же, и сунул награбленное за пазуху. В сейфе хранилось еще множество всяких документов, но к ним интереса он не проявил, а быстро побежал в сторону железнодорожной станции, где, дождавшись первой электрички, заскочил в нее и отбыл к Москве…

Уже через двадцать минут поездки в душе у Кольки поселился страх и раскаяние от содеянного. Спроси его, для чего сей грабеж был совершен, молодой человек вряд ли смог бы вразумительно ответить. От тоски непроходящей, может быть…

Уже подъезжая к Москве, Колька почувствовал, как заболело отчаянно в боку, но боль он переносил хорошо, а потому вышел на Ярославском вокзале и двинулся по утренним улицам, сам не зная куда. Оказавшись в подземном переходе Калининского проспекта, он вдруг совсем утерял бодрость духа, а потому достал из за пазухи сверток и сунул его в урну. Побродил вокруг, а потом вышел к магазину «Юпитер», где испытал в боку приступ сильнейшей боли. От кинжальной рези он присел на корточки, прислонившись к витрине магазина. Закрыл глаза.

– Пьяный, что ли?

Носок чьей то обувки ковырнул его ногу. Колька открыл глаза и увидел постового милиционера. Тот стоял над ним, как фонарный столб, и слегка бил резиновой палкой себе по ляжке.

– Я не пьяный! – ответил Колька.

– А ну, дыхни! – приказал постовой.

Он встал, морщась от боли, и дыхнул.

– Действительно трезвый, – констатировал страж порядка. – А чего тогда расселся здесь?

– Живот…

– Так сортир есть во дворе общественный! – рассказал милиционер и хотел было уже идти своей дорогой, как тут Колька поинтересовался:

– Скажите, а вот если человек сейф украл, а в сейфе деньги большие…

– Ну, – с утренней скукой подбодрил постовой.

Быстрый переход