Вечерами она научилась пить виски и иногда напивалась, но не до беспамятства, как многие, а оставляла часть рассудка, чтобы добраться до дома и рухнуть в отцовскую постель.

Иногда ей случалось драться с пришлыми, компания на компанию, после чего докеры и вовсе перестали замечать ее принадлежность к противоположному полу. Не стесняясь Лизбет, справляли малую нужду где ни попадя…

Что такое мужики, она так и не разобралась, хотя, работая с ними бок о бок, сама иногда чувствовала себя мужиком и жалела, что рождена девицей. Считала, что мужчине легче, что ум в нем или сила – все одно что то имеется, а в женщине лишь сложности накручены, не затрагивающие мозговые процессы. Что такое ум, она не понимала, а что есть сила, знала не наверняка.

А года через два она встретила в пабе своего Костаки и совершила свой единственный полет…

* * *

Зачем Лизбет рассказывала об этом сыну, она сама того не ведала. Но, по счастью, избитый подросток спал и сквозь сон слышал только гудение в ухе, как будто раковину морскую приложили…

Утром Роджер проснулся в своей постели с сильнейшей головной болью.

«Я – раненый, – решил он. – Ни в школу, ни к учителю музыки сегодня не пойду».

Он с трудом встал, подошел к бюро и вытащил из шкафчика коробочку, в которой лежала мертвая Марта. Шкурка ящерки потускнела, и мальчик решил поторопиться сделать намеченные дела.

Матери дома не было, и из ее зеркального столика, стоявшего в спальне, он выудил толстую пачку денег. Из нее он отсчитал триста фунтов, положил в правый карман и еще тридцать – в левый.

Выйдя на улицу, поднял руку и остановил такси, назвав улицу Мортон.

Через пятнадцать минут Роджер находился в офисе таксидермиста.

Немолодой человек лет тридцати пяти, с ясными глазами, улыбнулся навстречу прыщавому мальчику и, поглядев на коробочку, поинтересовался:

– Черепашка?

– Вам что, не докладывали?

– Ах да, – улыбнулся таксидермист. – Ящерица. Мне еще какое то имя называли…

– Марта, – напомнил Роджер.

– Вот вот. Чудесное немецкое имя. Давайте ее сюда.

Роджер протянул коробку и сел к хозяину в полоборота.

– Так так, – озабоченно проговорил мастер по изготовлению чучел. – Как же это произошло?

– Я обязан отвечать?

– Вовсе нет… – И тем не менее спросил: – Вивисекция?

– У нас есть такое приспособление, с помощью которого режут на тонкие ломтики сыр. С такой большой ручкой. Мы резали сыр, Марта пробегала и…

– Какая драма! – с чувством произнес таксидермист.

– Драма наша, ваши деньги! – добавил Роджер.

– Да да, именно так. Но бывает и наоборот. Какой нибудь охотник хочет сделать на память из трофея чучело, и никакой драмы нет! Вон, видите, – таксидермист указал в дальний угол мастерской. – Охотник – мастер своего дела, попал белке прямо в глаз и желает, чтобы я след от дроби красным отметил. Что ж, сделаю глаз красным… Вообще то всяких там дохлых ящериц, попугайчиков и змеек родители детишек приносят, чтобы сохранить им добрые воспоминания о друге. Вы, молодой человек, исключение, вы сами принесли свою привязанность!

– Она не сдохла! – вздернул бровью Роджер. – Она умерла.

– Пусть так. Давайте вашу немочку сюда.

– Когда готово будет? – поинтересовался мальчик, передав ящерицу таксидермисту.

– Заходите через неделю…

Роджер выплатил мастеру гонорар, получил расписку и, выйдя вон, вновь остановил такси и назвал адрес зоомагазина. Там он совершил оптовую покупку и в специальном ящике принес ее домой.

– Восемь… девять… – он пересадил десятую ящерицу в аквариум и высыпал экскременты, накопившиеся за поездку, туда же.