— Конечно ѣду. Тащи!

Петръ Михайлычъ попробовалъ встать изъ-за стола, но покачнулся и ухватился за столъ.

— Какой вы теперь охотникъ! Вы лучше спать лягте и ужъ потомъ… — сказалъ докторъ.

— Бѣлкой дробину въ глазъ…

— Вотъ что бѣлкой-то да дробину, такъ это пожалуй…

— Амфилотей! Что-жъ ты сталъ! Тащи амуницію!

— Лучше, Петръ Михайлычъ, прилечь. Вѣдь говорилъ я вамъ, что съ утра не слѣдуетъ много съ бутылочкой бесѣдовать, да къ тому-же еще на старыя дрожжи.

— Молчать! Какъ ты смѣешь во мнѣ сомнѣваться! Дробиной въ глазъ!..

А между тѣмъ на задахъ огорода раздавались визгливые женскіе голоса. Изъ-за кустовъ выбѣжалъ мальчишка Ванюшка.

— Пожалуйте, дяденька, пятіалтынный! Аришку вамъ и двухъ другихъ дѣвокъ привелъ.

— Ахъ, ты, шельмецъ, шельмецъ! А я ужъ на охоту собрался, — отвѣчалъ Петръ Михайлычъ.

— Да вѣдь сами-же вы приказывали.

— Ну, дѣлать нечего. Надо двѣ-три пѣсни прослушать. Охота не уйдетъ, Карлъ Богданычъ или Богданъ Карлычъ!.. Погоди! Прослушаемъ русскія пѣсни прежде, коли ты русское чувство чувствуешь. Докажи, что ты русскій хлѣбъ ѣшь, потому русскій нѣмецъ…

— Пожалуй… — улыбнулся докторъ, присаживаясь на скамейку. — Но тогда я долженъ бутылку пива выпить. Это моя обычная порція послѣ завтрака.

— Пивка? — встрепенулся Степанъ. — Въ одинъ монументъ слетаю. Полдюжинки?

— Зачѣмъ полдюжины? Бутылку! — отвѣчалъ докторъ.

— Тащи полдюжины. И я выпью. Да нужно и дѣвокъ попотчивать, егерю дать… — перебилъ его Петръ Михайлычъ.

— Меня не забудьте, ваше боголюбію, — подсказалъ Степанъ.

— Да, да… Моему возницѣ Стакану тоже стаканъ. Вотъ деньги. Вели изъ кабака дюжину притащить! Теперь не выпьемъ, такъ на вечеръ останется.

Мужикъ схватилъ деньги и побѣжалъ съ огорода. Показались три деревенскія дѣвушки. Онѣ подходили и пѣли пѣсню.

— А, Ариша! Здорово, живая душа на костыляхъ, стрекоза въ серьгахъ!

— Здравствуйте, Петръ Михайлычъ, — поклонилась Петру Михайлычу красивая черноглазая дѣвушка въ зеленомъ шерстяномъ праздничномъ платьѣ и улыбнулась во всю ширину лица. — Съ работы по вашему приказанію ушла, только-бы вамъ угодить — вотъ какъ мы вашу милость цѣнимъ. — Стала я дома переодѣваться — мамка ругается! Страсть какъ ругала меня, а все изъ-за васъ.

— Молчи! Посеребрю!

— Ужъ развѣ, что посеребрите. А то, ей-ей, отъ работы оторвалась. Вѣдь сорокъ копѣекъ въ день…

— Цыцъ! Водки хотите?

— Не потребляемъ, сами знаете. Вотъ развѣ пивца.

— Сейчасъ пиво принесутъ. Пойте!

Дѣвушки запѣли. Докторъ сидѣлъ, закуривалъ новую сигару, улыбался и бормоталъ:

— И это называется охота! Гмъ…

VI

Появилось пиво. Къ бражничанью Петра Михайлыча присоединились мужикъ Степанъ, егерь, три крестьянскія дѣвушки. Даже мальчишка Ванюшка — и тотъ просилъ себѣ стаканъ пива. Петръ Михайлычъ взъерошилъ ему волосы на головѣ, назвалъ «паршивцемъ», но пива далъ и приказалъ ему выпить его залпомъ, что тотъ и исполнилъ, похваставъ:

— Эка, невидаль пиво-то! Я стаканъ водки сразу выпить могу. Мы разъ съ Максимкой, съ сынишкой Василья Корявова, цѣлый двугривенный въ питейномъ пропили. Отъ господина охотника за сморчки деньги получили — и пропили. Я даже пьянъ былъ.

Докторъ покачалъ головой и сказалъ:

— Еще хвастаешься, дрянь эдакаяі И не выдралъ тебя отецъ за это?

— Зачѣмъ драть? Тятька самъ пьянъ былъ.