— Милости прошу къ нашему шалашу. Закусить не прикажете-ли передъ охотой-то? Грибы на удивленіе. Отдай все, да и то мало. Вотъ раки есть, что твои крокодилы. Сейчасъ велимъ ихъ сварить хозяйкѣ и закуска къ водкѣ будетъ въ лучшемъ видѣ.

Петръ Михайлычъ подалъ доктору свою мясистую грязную руку. Тотъ опять скорчилъ гримасу и, не выпуская изъ зубовъ мундштука съ сигарой, пожалъ эту руку.

— Но вѣдь я пріѣхалъ на охоту, — сказалъ онъ, не отказываясь и не соглашаясь на предложеніе, и покосился на раковъ.

— Передъ охотой-то только и подкрѣпить себя. Вы докторъ, вы сами знаете. Какъ это называется по вашему, по докторскому-то? Санитарная гіена, что-ли?

— Гигіена, а не гіена, — отвѣчалъ докторъ. — Гіена — звѣрь, а гигіена — то, что нужно для здоровья.

— Да, да… Такъ… Дѣйствительно… Гіена звѣрь, а гигіена… И зналъ я, да вотъ перепуталъ, которая гигіена, которая гіена. Ну, да все равно. Мы не доктора. Такъ вотъ для гигіены не хотите-ли?

— Развѣ ужъ только изъ-за раковъ. Раки очень хороши, — опять покосился докторъ на раковъ.

— Восторгъ! Самые нѣмецкіе. Сейчасъ только нѣмецкую пѣсню пѣли.

— Ну, я какой нѣмецъ! Я совсѣмъ русскій.

— Садитесь, Карлъ Богданычъ, рядышкомъ со мной на скамеечку.

— Богданъ Карлычъ я.

— Ахъ, да… Ну, да говорятъ, у нѣмцевъ это все равно: что Карлъ Богданычъ, что Богданъ Карлычъ. Амфилотей! Тащи варить раковъ! Водочки, Богданъ Карлычъ?

— Пусть раки будутъ готовы — выпью, — отвѣчалъ докторъ, присаживаясь.

— А вы предварительно первую-то. Теперь самый адмиральскій часъ. Вотъ можно грибками закусить.

— Раки и грибы! О, это очень трудно для желудка, ежели сразу двѣ такія тяжелыя пищи. Нѣтъ, я позволю себѣ два-три рака послѣ рюмки шнапса и то предварительно закушу парой бутербродовъ съ мясомъ и выпью пару яицъ всмятку. Амфилотей! Принеси мнѣ мой сакъ-вояжъ. Тамъ у меня есть приготовленные женой бутерброды съ телятиной! — крикнулъ докторъ въ догонку егерю, уходившему съ огорода варить раковъ.

— Ахъ, какой вы аккуратный нѣмецъ, Богданъ Карлычъ! — покачалъ головой Петръ Михайлычъ.

— Да… Я люблю порядокъ. Да такъ и надо для гигіенической жизни. Такъ у насъ и въ природѣ. Сердце бьется каждый день въ одномъ и томъ-же порядкѣ, дыханіе идетъ то-же въ одинъ и тотъ-же порядокъ, — ораторствовалъ докторъ, посмотрѣлъ на лицо Петра Михайлыча и прибавилъ:- А вы тутъ кутите?

— Да, загулялъ немножко, признаюсь вамъ какъ доктору. Другому-бы не признался, а вамъ признаюсь.

— Да вѣдь это и безъ признаванья видно.

— Ну!?. А, кажется, я не очень… Ну, да что тутъ! Не пьешь — умрешь, и пьешь — умрешь, такъ ужъ лучше пить. Вотъ и сейчасъ выпью. Да вылейте, Карлъ Богданычъ, со мной рюмку-то! Вѣдь не разорветъ васъ.

— А вотъ сейчасъ егерь принесетъ мой сакъ-вояжъ съ бутербродами, тогда я и выпью, — отнѣкивался докторъ и обернулся посмотрѣть, не несетъ-ли егерь сакъ-воджъ.

— Въ такомъ разѣ за вашу гигіену! Будьте здоровы! — сказалъ Петръ Михайлычъ, налилъ себѣ рюмку водки, проглотилъ ее и сталъ закусывать грибомъ, сильно сморщившись отъ выпитаго. — И отчего это, Карлъ Богданычъ, такъ плохо водка въ утробу лѣзетъ, когда очень ужъ перекалишь ею себя съ вечера?

— Желудокъ испорченъ и плохо принимаетъ. О, это самый лучшій нашъ регуляторъ!

Показался егерь съ изящнымъ сакъ-вояжемъ изъ лакированной кожи съ стальнымъ замкомъ и оковкой. На одной изъ сторонъ сакъ-вояжа опять была вдѣлава гарусная вышивка.