— Нѣтъ, былъ… — хотѣлъ соврать Петръ Михайлычъ, но остановился, посмотрѣвъ на егеря. — То-есть, на охотѣ я не былъ, но ружье пристрѣливалъ здѣсь на огородѣ.
— Даже и утку домашнюю подстрѣлили у xoзяйки, — сказалъ егерь.
— Ужъ и утку! Не утку, а утенка. Да и не подстрѣлилъ я его, а просто онъ самъ подвернулся. Ужъ ты наврешь тоже!
— Цыпленку жизнь прикончили, — продолжалъ егерь.
— Цыпленку я нарочно. Нужно-же было мнѣ что-нибудь на ужинъ съѣсть, а зарядъ второй былъ, его нужно было выпустить — вотъ я, чтобы не колоть цыпленка…
— И съ утра здѣсь, въ сборномъ мѣстѣ сидите? Ловко! Хорошая охота! — насмѣшливо проговорилъ докторъ.
— Да вѣдь скоро-то тоже не соберешься. То одно, то другое… Сначала позавтракалъ, потомъ прилегъ отдохнуть, проснулся — разные подлецы явились: одинъ несетъ раковъ, другой — грибовъ, третій — рыбы… — разсказывалъ Петръ Михайлычъ. — То, да ее… А я люблю не торопясь. Дѣвки пришли, начали пѣсни пѣть. А тутъ и ужинъ. Удовольствіе… На чистомъ воздухѣ… Вѣдь вся наша и охота-то изъ-за моціона и чистаго воздуха, а я былъ все-таки на огородѣ! Пьемъ. Рюмка стынетъ! — крикнулъ онъ.
Выпили. Докторъ съѣлъ два яйца и принялся за раковъ. Петръ Михайлычъ совсѣмъ уже осовѣлъ, говорилъ заплетающимся языкомъ и тоже сосалъ раковъ.
— Вы, Богданъ Карлычъ, на куропатокъ? спросилъ онъ доктора.
— Да что попадется…
— Такъ отправимся вмѣстѣ. Вотъ и Амфилотей съ нами.
— Гмъ… А меня вы не подстрѣлите? — улыбнулся докторъ.
— Кто? Я-то? Да я, батюшка, такой стрѣлокъ, что бѣлку дробиной въ глазъ. Вологодскій уроженецъ, да чтобы стрѣлкомъ не быть!
— Нѣтъ, Нѣтъ. Я говорю только про сегодня.
— Я въ своемъ мѣстѣ, когда молодой былъ, на медвѣдя хаживалъ и прямо ему подъ лопатку, подлецу, подъ лѣвую лопатку, въ сердце — и наповалъ. Одно только, что вотъ по выпивной части вы плохой компаньонъ — ну, да наплевать. Ѣдемъ вмѣстѣ на куропатокъ, Богданъ Карлычъ! Вотъ Амфилотей укажетъ намъ выводковъ.
— То-есть какъ это ѣдемъ?
— А я мужика подрядилъ, чтобъ подвезъ на подводѣ къ самому мѣсту. Зачѣмъ пѣхтурой мучиться?
— Ну, какая-же это охота! Какой-же это будетъ моціонъ! Нѣтъ, нѣтъ. Я одинъ. Гдѣ выводки? — обратился докторъ къ егерю.
— Въ Кувалдинскомъ лѣсу. Да одному вамъ, ваше благородіе, не отыскать, — далъ отвѣтъ егерь.
— Вы чего боитесь-то, Карлъ Богданычъ? — спросилъ Петръ Михайлычъ. — Я теперь не только на куропатокъ, а даже на медвѣдя въ лучшемъ видѣ готовъ…
— Вижу вижу, что готовы… — опять улыбнулся докторъ.
— Какія пронзительныя нѣмецкія улыбки! Еще по рюмочкѣ?
— Нѣтъ, довольно. Доѣмъ бутербродъ — и въ путь. Слушайте… Отпустите со мной егеря. Вѣдь вы все равно не пойдете теперь на охоту.
— Какъ не пойду? Пойду. Вотъ только мужикъ пріѣдетъ.
— Я здѣсь, ваше степенство. Пожалуйте… — проговорилъ мужикъ Степанъ, показываясь изъ-за разросшихся кустовъ черной смородины. — Въ одинъ монументъ лошадь вашей милости приготовилъ… Баба говоритъ: «поѣзжай за жердями», а я ей: «нѣтъ, старуха!» Позвольте за это вашу честь съ здоровьемъ поздравить?
— Пей, чортова игрушка!
Петръ Михайлычъ налилъ водки себѣ и мужику.
— Ѣдете, что-ли? — спросилъ его егерь. — Тогда я вамъ сейчасъ спинжакъ, ружье и всю амуницію принесу. |