— Ладно, — в очередной раз покрутив ус, сказал воин. — Слушай! Сил у них, у герцога, значит, было сто тыщ и еще пятьдесят тыщ — видимо-невидимо! А нашего войска было только тридцать три тысячи… Видит мессир Ульрих, затмила солнце вражья сила, копья лесом стоят, кони рекой текут, горы сотрясают… Помолился мессир Ульрих Пресвятой Пречистой Деве Марии, что в чистоте и непорочности родила Спасителя нашего Иисуса Христа: «Вразуми меня, Пресвятая Дева, как одолеть врагов, научи, как родное гнездо да отцовскую землю от них отстоять!» И вразумила его заступница наша Пресвятая Дева. Велел нам мессир Ульрих за едину ночь соорудить щиты из бревен для лучников, да и положить их до поры в траву, чтобы враг не видал. А чтобы за ночь враг ту работу нашу не выведал, послал мессир Ульрих тысячу лучших воинов на лихих конях на лагерь вражеский. Ну… дело свое они сделали. Не узнал враг про задумку Ульриха, графа Шато-д’Орского…

— Ох и распелся ты, старик! — хмыкнул один из его подчиненных. — Любишь сказки говорить… Ты его не слушай, девка, он врет красиво, заслушаешься! Проще все было. Мы уж и не думали, что бой так легко дастся…

— «Клином»-то они как красиво шли! — поддержал второй из молодых. — А от реки на галопе как рванули!

— Они-то рванули, — сказал старик. — Да в пустоту!

— Как это? — удивилась Марта.

— Герцог-то с виконтом думали, что мессир Ульрих главное войско в центр поставит, дорогу закрывать, а мы его оттуда, пока паника у герцога ночью была, тайком на левое крыло передвинули. Там мессир Альберт тропу знал, он их и провел, даром что бабой стал.

— О Господи, упаси от такого! — воскликнула Марта. — Как же это может такое быть, чтоб мессир в бабу превратился?

— Тебя-то уж в бабу не превратишь, поди, — усмехнулся старик. — А про мессира я знаю, что полоненный позавчера епископ колдуньей оказался и от злости за поражение нашего мессира Альберта заколдовал в бабу. А епископ тот не от его преосвященства поставлен был, а от самого Вельзевула!

— О Господи, Пресвятая Дева Мария, спаси и помилуй нас, грешных! — перекрестились воины.

— Не поминай ты его, старик, — проворчал один из воинов. — Ночь ведь… Ты рассказывай лучше про битву, хоть вспомнить приятно!

— Ладно. Будем про битву. Мессир Ульрих, значит, от середки, с дороги, главное войско убрал, а вдоль дороги велел бревна положить, с корнями и с сучками. Но класть велел не сразу, чтоб вражье этого не видало…

— Вот смеху-то было! — улыбнулся молодой латник. — Как те дурни-то по дороге погнали, а там щиты… Обратно было рванули, а там бревно!

— Там не одно, там тысячи их, бревен-то, лежали! За веревки тянули…

— А помнишь, как тот рыжий-то из седла летел, в реку? Во смеху!

— А как задницей один на сук напоролся? Орал, верещал — спасу нет!

— Лучники их тоже много насшибали — гора лежала!

— Сейчас уж, поди, закопали…

— А сам-то мессир наш живой?

— Живой, здоровый. Наших всего ничего побито, одной тысячи не будет…

Несколько поворотов лесной дороги — и на фоне темного ночного неба возникли огоньки Шато-д’Ора.

— Пароль! — спросили у подъемного моста.

Старший слез с коня и, подойдя к стражнику, прошептал ему на ухо условные слова. Решетка, загораживавшая проход в ворота, поднялась, и Марта въехала наконец в замок. И — о чудо! Первым же человеком, который попался ей на пути, был Марко.