Кругляши отправились за пазуху.

– Я думал, ты побежишь прочь, – признался архимаг. Меня признание не задело, но эмоции мальчишки вяло трепыхнулись. В этот раз я решил дать им волю, чтобы чуть более походить на подростка в глазах архимага.

– Я давал повод считать себя трусом?

– Упрямое желание не доводить историю Пауля к печальному, но закономерному финалу можно списать на подростковые задвиги или осторожность. А в остальном – нет, не давал. Но ситуация с мародеркой слишком странная, знаешь ли. Разве родители в детстве не пугали тебя мертвецами?

– Нет... Меня мать обычно голодом пугала. Говорила: если не будешь работать на полях, не будешь помогать ухаживать за скотиной, то у нас не будет зимой ни молока, ни мяса. Тогда мы с тобой, Нильям, умрем, а девочек заберет старый бакалейщик и будет над ними измываться. Пророчества матери меня пугали похлеще всяких мертвецов.

– Веселая у тебя мама, – иронично произнес архимаг. Реплика вызвала слабую волну раздражения: несвойственные мне эмоции с каждой вспышкой становились все тише. Я постепенно переваривал пацана.

Спустя пару минут я закончил с обыском и поднялся. Кроме монет я ничего не нашел. Возможно, с утра смогу разглядеть больше, но нужно ли?

– Не восстал, – задумчиво сказал Апелиус. – Можно предположить, что в этих землях не происходит спонтанных выбросов некроэнергии. Бывал я на одном материке, так там мертвецов старались сжигать сразу после смерти, чтобы те не могли подняться. С тем мрачным местом у меня связано несколько нехороших историй: до сих пор недолюбливаю мертвецов.

– Да я и раньше мог сказать о ритуалах, – недоумевая, сказал я. – У нас в деревне мертвецов закапывали в землю, и они никогда не вылезали из могил.

Я порылся в воспоминаниях пацана и добавил:

– Да и сказок о поднимающихся погостах нет. Словосочетание "ходячие мертвецы" для меня звучит странно.

– Выходит, некромантия здесь либо не в почете, либо ее вовсе нет. Это хорошо – не люблю возни с костяшками. Пояс снимать будешь?

– Не хочу. Толку с него? Ржавый, древний.

На этой ноте обыск оврага завершился. Меня не интересовало, как погиб этот человек, и смотреть на кости при свете дня, играя в сыщика, тоже не тянуло: лучше помедитирую лишние пятнадцать минут.

Я выбрался из оврага и продолжил нарезать дугу вокруг лагеря.

– Ты спланировал, что будешь делать, если тебя поджидают с этой стороны? – спросил Апелиус. – Ставлю монету против твоей, что они не легли спать, а ждут тебя у телег, либо в кустах.

– Ты же говорил, что с этой стороны меня вряд ли ждут! Но я думал об этом. Если меня ждут здесь, увлеку погоню за собой: дорогу я разведал и запомнил. А уж овраг – сказка! Если я свалился в него, когда шел обычным шагом, то на бегу как минимум один из них точно полетит вниз и что-нибудь сломает.

– Неплохо, – похвалил Апелиус, – а если вернешься и по пути скольжения тела острием вверх вкопаешь гвоздь, будет еще лучше.

Нападать на меня никто не стал. Я спокойно вернулся в лагерь, прошел мимо костра и забрался в фургон. Кроме компании знакомых аристократов здесь были иные неофиты школы Утренней Звезды – с теми я был знаком шапочно. Они ночевали в дальней части фургона, с их мест доносились хриплое дыхание и едва слышимые стоны. Мне не было никакого дела до отношений стихийно образовавшихся парочек. Плащ под голову и спать...

На следующий вечер я приготовил несколько шикарных ловушек между лагерем и местом тренировки. Правда, по неопытности не слишком аккуратно замаскировал яму с кольями, и ватага Пауля ее обнаружила. Пацаны постояли рядом с ловушкой, посмотрели на нее и почему-то оставили попытки поймать меня. Апелиус подбивал выкопать ловчую яму рядом с их повозкой, но по лагерю ночью шатались адепты, да и в фургоне жила не только шайка Пауля, а становиться причиной травм посторонних людей я не хотел.