— Эх, Александр! — Подъямпольский посмотрел на неё с грустью. — Иногда ты хуже мальчишки. За контузию и ранение двадцать четвёртого августа, за дело при Бородине я тебя к «Владимиру» четвёртой степени представил. Орден тебе положен, да ведь он теперь твою фамилию из списка вычеркнет...

   — Орден... — У Надежды опять на глаза навернулись слёзы. — Он меня ордена лишит, негодяй?! Да я видеть больше его не хочу! Я из полка уеду!

   — Куда? — вздохнул ротмистр.

   — А хоть к самому главнокомандующему! В ординарцы...

   — Опомнись, Александр. У князя Голенищева-Кутузова, чай, и без тебя ординарцев целый полк...

Надежда уже не слушала эскадронного командира. Она, достав карандаш и блокнот, писала записку подполковнику Штакельбергу о том, что не имеет желания подвергнуться расстрелу и потому уезжает в Главную квартиру армии, чтоб поступить там в ординарцы. Подъямпольский ещё раз попытался отговорить её от этого безумного поступка. Но она протянула ему записку, резко набрала повод:

   — Прощайте, Пётр Сидорович!

   — Не прощайте, а до свидания! — крикнул ей вслед ротмистр. — Не далее чем сегодня вечером ты в эскадрон и возвратишься...

В деревне Красная Пахра найти Главную квартиру оказалось нетрудно. На воротах там была надпись: «Главнокомандующий». Но не сразу Надежду пропустили к фельдмаршалу. Лишь его адъютант Дишканец поверил уланскому поручику, просившему об аудиенции с важным и таинственным видом.

   — Что тебе надобно, друг мой? — спросил её полководец, когда она, волнуясь, предстала перед ним.

   — Я желал бы иметь счастье быть вашим ординарцем!

   — Моим ординарцем? — удивился Кутузов. — Подобные назначения делают у нас в армии командиры полков...

   — Мой полковой командир меня обидел.

   — И ты прискакал ко мне просить места в штабе и защиты?

   — Да, ваше сиятельство!

После этих слов князь повернулся к Надежде левым боком, чтобы разглядеть получше молодого офицера своим здоровым глазом. Поведение улана было просто необъяснимым, если не сказать больше, — возмутительным.

   — Да кто ты таков?

   — Моя фамилия Александров. Я служу в Литовском полку поручиком. В службе — с восемьсот седьмого года. Имею знак отличия Военного ордена...

   — Ну и что? — перебил её главнокомандующий. — У моего зятя князя Кудашова есть родственник по материнской линии, и тоже — Александров. Всех поручиков Александровых я взять к себе в штаб не могу.

   — А я — не все... — медленно и со значением ответила ему Надежда.

Она чувствовала, что разговор принимает крутой оборот, и через минуту-другую Кутузов выгонит её за дверь.

   — Как это — «не все»? Кто ты тогда? — Фельдмаршал начал сердиться. — Отвечай мне сейчас же!

   — Я — женщина, ваше сиятельство.

   — Что ты сказал?! Ты — женщина? Вот ещё новости... — Кутузов не спеша обошёл вокруг стола, взял шандал со свечами, приблизился к ней, осветил её лицо и фигуру. Она молча смотрела на него.

   — Да, когда-то мне передавали слух, будто в армии у нас служит женщина. Признаться, я не поверил этой глупости. Ведь я сам служу с младых ногтей, а также знаю женщин.