— Никто, ваше сиятельство, — ответила Надежда, ошеломлённая его вопросом.

   — А в другом полку? В бригаде вашей? В дивизии?

У неё мелькнула мысль назвать майора Станковича из Мариупольского гусарского полка, но она тотчас отбросила её, потому что единственный карий глаз полководца сверлил её взглядом и светился дьявольской, как ей почудилось, хитростью.

   — Никто и нигде не сможет этого подтвердить, ваше сиятельство. Никто, кроме государя императора.

   — Государь — в столице. Шесть дней езды в один конец, — отмахнулся князь. — А здесь нет, значит, у тебя таких знакомых? Видишь, как оно выходит. А ещё хочешь, чтобы я тебе поверил. Где доказательства?..

Она, конечно, слышала о том, что великий полководец, оставив в столице жену и пятерых детей, всегда брал с собой в походы молоденьких содержанок, переодетых в казачьи мундиры. Болтали также о нём, будто до старости лет сохранил он страсть к прекрасному полу и остался большим любителем женских прелестей. Но не до такой же степени, чёрт побери...

   — Значит, вам нужны особые доказательства? — спросила она.

   — Да! — Князь наклонился к ней.

За этот пристальный, как бы ощупывающий взгляд Надежда, будь она в женском платье, не колеблясь ни секунды, дала бы старому греховоднику пощёчину. Но она была в мундире и свято верила в его великую силу.

   — Слово чести офицера Российской Императорской армии! — отчеканила она. — Иных доказательств для вас, князь, у меня нет!

Неожиданно Кутузов рассмеялся:

   — Отличный ответ, друг мой! Просто отличный!.. В награду целуй старика. — Фельдмаршал ткнул себя пальцем в щёку, и Надежда, поднявшись на цыпочки, осторожно коснулась этого места губами.

   — Рад познакомиться с тобою лично, — продолжал полководец. — Ты служишь скромно и усердно, но не из робких будешь, я вижу...

   — Да, ваше сиятельство. Я не из тех покорных барышень, которых знатные господа переодевают казачками и берут с собою на войну для интимных услуг...

   — Не дерзи мне, Александров! — Он погрозил ей пальцем. — Ты остаёшься в моём штабе и знай, что в этом месте самый страшный враг офицера — его язык!

   — Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! — Надежда щёлкнула каблуками.

   — Ступай сейчас к генералу Коновницыну и скажи ему, что ты переведён ко мне из полка бессменным ординарцем. Пусть отдаст о сём в приказе...

Надежда с обычной чёткостью повернулась кругом и сделала несколько шагов к двери. Кутузов остановил её:

   — Ты хромаешь? Отчего?

   — Контужен и ранен при Шевардине.

   — Был в лазарете?

   — Никак нет, ваше высокопревосходительство. Лекарей и лазаретов я боюсь пуще огня.

   — Да это и понятно, — произнёс фельдмаршал, с участием глядя на неё. — Ну, может быть, у меня тебе будет спокойнее, чем в полку. Всегда говори мне о своих трудностях. Я буду помогать.

9. ДОМОЙ!

Лихорадка и телега трясут меня без пощады.

У меня подорожная курьерская, и это

причиною, что все ямщики, не слушая

моих приказаний ехать тише, скачут сломя

голову.