за который тебе уже частично заплачено, но я до сих пор не увидел ни единой

страницы рукописи. Но, несмотря на то что твоя карьера шла ко дну, ты, судя по

всему, весьма приятно проводил время в Венеции. Я слышал обо всех этих

гулянках, женщинах и совместных с Сент Сайресом эскападах по городу…

Себастьян застыл, опасаясь самого худшего.

− Что он тебе рассказал?

− Можешь отдать парню должное. Он ничего не рассказывал. Но ему и не

нужно было, Себастьян. Об этом писали во всех скандальных газетенках,

включая мою. Я прочитал о твоих подвигах в собственной проклятой газете. И

как я уже говорил, неоднократно писал тебе о своих тревогах, но не получал

ответа. Ты даже не потрудился ответить, когда я телеграфировал тебе о том, что

женился и что мы с женой собираемся в наш медовый месяц посетить

Флоренцию, потому как я хочу познакомить ее с тобой.

− Тебе требовался лишь предлог, чтобы увидеться со мной, потому что тебе

нужна была чертова книга, − парировал Себастьян.

− Именно, а вовсе не потому, что мы вроде как друзья.

Себастьян резко втянул воздух, эти слова подействовали на него, словно удар

хлыста.

− Вообрази мое удивление, − продолжал Гарри, – когда навестив

твой пансион  во Флоренции, я обнаружил, что ты там больше не живешь.

Совершая осмотр местных достопримечательностей, я выяснил, что ты уже

несколько месяцев, как отправился посмотреть Швейцарию.

− Отправился посмотреть? Ради всего святого, я же не шлялся по европейским

столицам, словно какой нибудь благоговеющий американец с «Бедекером»[1] !

Я… − Он умолк, потому как вовсе не намерен был выкладывать издателю

причину, приведшую его в Швейцарию. Но прежде чем он успел придумать

другое правдоподобное объяснение, Гарри заговорил вновь.

− Я знаю, чем ты там занимался.

− В самом деле? – спросил Себастьян в то время, как разум его пытался это

опровергнуть.

« Ты не знаешь , − думал он. –  Не можешь знать. Никто не знает ».

− Твоя тетушка оказалась весьма добра и объяснила, что ты чувствуешь себя

превосходно, отсиживаясь в одном альпийском домике и работая над книгой.

Себастьяна затопило чувство облегчения. Конечно же, тетя Матильда. Она

знала лишь то, о чем он сам ей сказал, и, принимая все за чистую монету,

передавала эти сведения его знакомым и друзьям.

− Но прошел еще один год, − продолжал Гарри, − а потом еще один, и еще, и

что же, я так и не получил от тебя ни книги, ни весточки. Единственной

причиной, по которой я знал, что ты еще не умер, была Матильда, уверявшая

меня, что ты действительно работаешь над рукописью. И вот, прошлой осенью,

на одном балу мне посчастливилось встретить Ротерштейна. Представь мое

удивление, когда от него я узнал, что в апреле в «Олд Вике» ставится твоя новая

пьеса. Будучи в Швейцарии, ты вовсе не писал обещанный мне роман. Ты писал

пьесу для него.

− Но я…

− И теперь, по прошествии всего, ты влетаешь сюда, полный праведного

негодования, прерываешь меня посреди встречи, чего то требуешь и жалуешься

на свой чертов низкий доход? Прости, если я не сумел в должной мере тебе

посочувствовать.

С этим Себастьян не мог поспорить. Все сказанное было правдой, и его издатель

обвинял его куда меньше, чем он заслуживал. Обида померкла, оставив лишь

ужасное чувство беспомощности. Он подался вперед, с размаху поставил локти

на край стола и потер лицо ладонями.