– Он… умрет?

Харпер не узнавала собственный голос.

– Не знаю, девочка. Не знаю. Мне жаль. Но в больнице о нем позаботятся. Сделают все возможное. Луизу не пустили в «скорую», и она поехала за ними на «лендровере». Сейчас она рядом с мистером Пи.

Все казалось каким-то нереальным, будто связь с окружающим миром оборвалась. Кэт что-то говорила, спрашивала о чем-то, но Харпер ничего не слышала. Сейчас ее стошнит…

Макс! Ей срочно надо к Максу. Убедиться, что хотя бы с ним все в порядке.

– Мне надо идти, – пробормотала она. – Я не могу… мне надо…

– Харпер! – крикнула Кэт, когда она, спотыкаясь, побрела прочь. – Харпер!

Но та не обернулась.

Харпер не могла смотреть на сад. Не могла думать о том, что мистер Пи, возможно, уже мертв, и в этом виновата она. Это было слишком. Только не сейчас. Сейчас ей надо к Максу.

– Харпер!

Она побежала. А на углу своей улицы остановилась, согнулась пополам, и ее вырвало.

Глава сорок третья

Рядом плакал ребенок. Звук разносился над рядами стульев из металла и пластика, привинченных к холодному полу, покрытому линолеумом. Маленькая девочка сидела на коленях у отца. Он пытался успокоить ее, не прикасаясь к руке, согнутой под странным углом. Звук все не стихал. Он не был пронзительным: девочка не кричала, а просто хныкала, тихо и беспомощно. Ей было больно, и она была еще слишком маленькой, чтобы понимать: это не навсегда. Сейчас в ее мире существовала только боль: ужасная, неизбежная, нескончаемая боль.

Этот звук был трагически страшен, и Луиза не могла отвести взгляд от ребенка.

Что с Касом, она не знала. Она ехала за «скорой». Ее руки были в его запекшейся крови. Она не была ни родственницей, ни тем, с кем следовало связаться при чрезвычайных ситуациях, поэтому измученная регистраторша в переполненном отделении неотложной помощи ничего не могла ей сообщить.

– Я была с ним в момент нападения, – сказала Луиза, протягивая к ней окровавленные руки. – Я… я была там.

– Вы тоже ранены?

– Нет.

– Кто-нибудь сообщил родственникам?

– Не знаю…

– Езжайте домой, – сказала женщина.

– Я… – Луиза запнулась, ужаснувшись тому, что собиралась… что должна была сказать. Она попробовала еще раз, но голос срывался. – Я даже не знаю, жив ли он.

На лице женщины появился проблеск сочувствия. Она набрала что-то на клавиатуре, посмотрела на Луизу и улыбнулась.

– С ним сейчас врачи.

Луиза кивнула.

– Я подожду, – сказала она.

– Вам лучше, наверное…

– Я буду ждать.

Луиза нашла туалет, открыла кран, подставила руки под холодную воду. Без единой мысли в голове, она смотрела, как кровь Каса акварельными потоками стекает с ее предплечий, капает с пальцев, образует неровные красные круги на белой эмали раковины, исчезает…

Она вернулась в зал ожидания, снова села. Поискала глазами девочку, но они с отцом уже ушли. Луизе казалось, что всхлипывания ребенка до сих пор отражаются от больничных стен.

Родители Рубена переживали горе очень остро. Узнав, что любимый сын мертв, они кричали так отчаянно… Этот страшный звук много дней подряд продолжал звучать в белых стенах больничной палаты, где она осталась совсем одна.

Луиза опустила взгляд и увидела, что на ней все еще пиджак Каса. Платье под ним промокло от крови и прилипло к телу. Как много крови… Неужели человек может выжить, потеряв столько крови?

Она не знала, сколько просидела в зале ожидания. Взошло солнце, начался новый день; искусственный свет в помещении сменился естественным.