Её голос был ледяным.
– Вы, разумеется, сможете потерпеть, пока мы не вернёмся в Помподурос. Господин Сольдинк по справедливости расплатится с вами в положенное время.
– Я предпочту звонкую монету сейчас справедливости потом. Здесь я могу взять наибольшую плату. В Помподуросе мне придётся пойти на уступки скупости Сольдинка.
– Какая бесчувственность!
– Это всего лишь голос классической логики, которой нас учили в школе червеводов. Вы можете заплатить сейчас хотя бы сорок пять терциев.
– Нелепо! Я не ношу с собой такие деньги.
– Тогда можете отдать мне опал, который вы носите на плече.
– Ни за что! Это очень ценный камень! Вот восемнадцать терциев, это все, что у меня сейчас при себе. А теперь сейчас же везите меня к ваннам, и чтобы я больше не слышала ваших дерзостей!
– Не слишком‑то хорошее начало, госпожа Сольдинк! Я намерен наняться червеводом на «Таланте», и плевать мне на Кугеля. Он может болтаться здесь хоть до скончания веков, мне‑то что! В любом случае, вам придётся часто меня видеть, и за радушие я отплачу тем же, так что вы можете представить меня и своим славным дочуркам тоже.
Госпожа Сольдинк вновь почувствовала, что не в состоянии вымолвить ни слова. Наконец она промолвила:
– Везите меня к ваннам.
– Да, пора продолжать путь, – согласился Кугель. – Подозреваю, что если спросить дроггера, он ответит, что уже постарался на восемнадцать терциев. Мы, лаусикаанцы, весим гораздо меньше, чем всякие иностранцы.
Госпожа Сольдинк сухо произнесла:
– Я вас не понимаю.
– Берегите дыхание, оно может вам понадобиться, когда дроггер ослабеет.
Госпожа Сольдинк снова не нашлась, что ответить.
Склон и впрямь стал более крутым, и дорога поднималась вверх и вновь опускалась вниз, до тех пор, пока, взобравшись на невысокий хребет, не вышла к поляне, осенённой жёлто‑зелёными имбирными деревьями и одиноким высоченным ланцеладом с гладким темно‑красным стволом и пушистой чёрной кроной.
Кугель остановил коляску у ручья, струящегося по поляне.
– Приехали, госпожа Сольдинк. Можете искупаться в ручье, а я посмотрю на результаты.
Госпожа Сольдинк без энтузиазма оглядела ручей.
– Разве это ванны? А где храм? А упавшая статуя? А где беседка Космеи?
– Собственно ванны на горе выше, – равнодушно пояснил – Кугель. – Здесь точно такая же вода, которая в любом случае не даёт большого эффекта, особенно в таких запущенных случаях.
Мадам Сольдинк побагровела.
– Можете немедленно везти меня вниз. Господин Сольдинк найдёт мне другого провожатого.
– Как хотите. Однако я хотел бы получить свои чаевые сейчас, если не возражаете.
– Можете обратиться за чаевыми к господину Сольдинку. Я уверена, он найдёт, что вам сказать.
Кугель развернул экипаж и пустился в обратный путь по склону, приговаривая:
–Нет, мне никогда не понять женщин.
Госпожа Сольдинк всю дорогу до города натянуто молчала, и в положенное время коляска была в Помподуросе. Кугель привёз госпожу Сольдинк на «Галанте»; не удостоив его даже взглядом на прощание, почтённая дама прошествовала по трапу на корабль.
Кугель вернул экипаж на площадь, затем вошёл в клуб и уселся в укромном уголке. Он перевесил своё покрывало, прикрепив его изнутри к полям своей шляпы, чтобы никто не смог больше принять его за Фускуле.
Прошёл час. Капитан Баунт и главный червевод Дрофо, завершив различные дела, прогулялись по площади и остановились, беседуя, перед клубом, где к ним через некоторое время присоединился Пулк.
– А где Сольдинк? – спросил тот. – Он, верно, к этому часу должен был съесть весь понравившийся ему спралинг. |