— Света! — со всевозможной нежностью заревел Тимофеев. — Только не плачь! Это все Джим напортачил! Он усилил трение, и твои голосовые связки работают ненормально! Воздух о них сильно трется! И суставы тоже трутся! Это пройдет, он сейчас все исправит…

— Легко сказать, — пророкотал Гэллегер. — Если бы мне помнить, как это делается…

— То есть как? — опешил Тимофеев.

— Тривиально. Я никогда не помню, что делаю в нетрезвом облике. Ни поступков, ни изобретений. Если бы мне знать принцип действия этого чудовища! — Гэллегер с ненавистью покосился на раскуроченный будильник и утомленно смежил веки.

— Вообще-то за такие дела положено убивать, — зловеще произнес Тимофеев.

— Убейте меня, — с тихой радостью согласился Джим. — Нет сил страдать! Меня снедает похмелье…

— Безобразие! — укоризненно просипела Света. — Надо же изредка думать, прежде чем что-то изобретать! Всякое открытие влечет последствия, и нельзя так безответственно относиться к своим поступкам!

При этих ее словах Тимофеев пристыженно покраснел и сделал вид, что поглощен изучением прибора. Кто-кто, а уж он-то и подавно заслуживал того же упрека. Но ему как любимому человеку многое прощалось.

— Ковбойский принцип, — оправдывался Гэллегер. — Сперва стреляй, потом думай…

— Но вы же не ковбой, а человек! — не унималась девушка.

— Света, — наконец отважился вмешаться Тимофеев. — Присмотри за ним, а то еще умрет в самом деле, международных осложнений не оберешься… А я попробую разобраться в приборе.

И он склонился над будильником.

В это время в вестибюле гостиницы неприкаянные приезжие устраивали инфразвуковую атаку администратору, укрывшемуся от них за стойкой. Как известно, сверхнизкие звуковые колебания способны угнетать человеческую психику, и поэтому администратор, испытывая безотчетный страх, раздавал налево и направо ключи от свободных номеров, которые зажимались на протяжении многих дней. При этом он, соблюдая формальности, объяснял, кому и куда пройти, чем вызывал ответное угнетение и без того расшатанной психики постояльцев, и те, в состоянии, близком к панике, разбредались по этажам. Впрочем, никто не смог попасть в свой номер: ключи, скованные озверевшей силой трения, не проворачивались в замках.

Ни Тимофеев, ни даже сам Гэллегер не могли знать, что агрессивный прибор заработал вразнос, и сфера его действия, прежде ограниченная комнатой заграничного чародея, уже расползлась до нижних этажей гостиницы и теперь серьезно угрожала улице.

Преодолевая телесную немощь, Тимофеев взял отвертку, позабытую Гэллегером на столике и осторожно коснулся обнаженной схемы. Он все еще смутно представлял себе, какими катакомбами блуждала разнузданная инженерная мысль пьяного патентоведа. Сам виновник событий недвижимо лежал на постели и гулко стонал. Впрочем, присутствие девушки придавало ему некоторый избыток сил, и потому его безвольно свисавшая на пол рука дрогнула, со скрипом согнулась в локте и легка на талию Светы.

— Ой! — вскрикнула девушка низким голосом.

Тут как раз подоспела пора Тимофееву обернуться.

— Эй, эй! — загрохотал он. — Убери оттуда копыто немедленно!

— Не могу… — прошелестел Джим. — Трение мешает…

— Трение?! — самолетной турбиной взвыл Тимофеев. — Я тебя самого в порошок сотру!

Но в этот момент совершенно случайно его взгляд упал за окно, и Тимофеев понял, что медлить нельзя, что сейчас в его золотых руках судьба многих людей, если не всего человечества.