Прижав локти к телу, сдвинув колени, с алмазными
браслетами на руках, у самых плеч, она стояла в священной позе, вся
выпрямившись.
На двух сидениях пониже поместились ее отец и ее супруг. Нар Гавас был
в светлой одежде и в венце из каменной соли, из-под которого спускались
две косы, закрученные, как рога Аммона; фиолетовая туника Гамилькара была
расшита золотыми виноградными ветвями; сбоку у него висел боевой меч.
В пространстве, замкнутом столами, пифон из храма Эшмуна лежал на земле
между сосудами с розовым маслом и, кусая себе хвост, описывал большой
черный круг. Посредине круга стояла медная колонна, поддерживавшая
хрустальное яйцо; на него падал свет солнца, и лучи его расходились во все
стороны.
Позади Саламбо выстроились жрецы Танит в льняных одеждах. Справа от
нее, образуя длинную золотую полосу, сидели старейшины в тиарах, слева
длинным зеленым рядом расположились богатые с их изумрудными жезлами; в
отдалении разместились жрецы Молоха, образуя своими плащами как бы
пурпуровую стену. Другие коллегии занимали нижние террасы. Толпа запрудила
улицы. Она поднималась на крыши домов и расположилась сплошными рядами до
вершины Акрополя. Имея у своих ног народ, над головой - свод небес, а
вокруг себя - беспредельность моря, залив, горы и далекие провинции,
Саламбо в своих сверкающих одеждах сливалась с Танит и казалась гением
Карфагена, воплощением его души.
Пир должен был длиться всю ночь, и светильники с несколькими ветвями
стояли, как деревья, на скатертях из цветной шерсти, покрывавших низкие
столы. Большие кувшины из сплава золота и серебра, амфоры из синего
стекла, черепаховые ложки и маленькие круглые хлебы теснились среди
двойного ряда тарелок, выложенных по краям жемчугом. Кисти винограда с
листьями обвивались, как тирсы, вокруг лоз из слоновой кости; куски снега
таяли на подносах из черного дерева; лимоны, гранаты, тыквы и арбузы
лежали горками на высоких серебряных вазах; кабаны с раскрытой пастью
утопали в пряных приправах; зайцы, покрытые шерстью, точно прыгали между
цветами; мясные фарши наполняли раковины; печенья имели символические
формы; когда поднимали крышки с блюд, оттуда вылетали голуби. Рабы,
подоткнув туники, ходили вокруг столов на цыпочках; время от времени лиры
играли гимны или раздавалось пение хора. Гул толпы, немолчный, как рокот
моря, носился вокруг пиршества и точно баюкал его необъятной гармонией.
Некоторые вспоминали пир наемников; все отдавались мечтам о счастье.
Солнце стало спускаться, и серп луны уже поднимался в другой части неба.
Вдруг Саламбо, точно ее кто-то окликнул, повернула голову; народ,
глядевший на нее, следил за направлением ее взора.
На вершине Акрополя открылась дверь темницы, высеченной в скале у
подножия храма; в черной дыре стоял на пороге человек. |