Знаешь, я все вижу точно в тумане. Но, верно, что-то шевелится там у края луга, похоже, что это

АМЕРИКАНСКИЙ ТАНК.

Значит, я не ошибся. А она добавила: — Я вижу башню с белым американским флагом и ствол орудия.

Ты говоришь так, Розальма, словно это самая обычная вещь — американский танк с наведенным орудием.

Я закрываю глаза — теперь уже больше ничего не видно, но воздух продолжает дрожать. Может, мне только кажется, что это американский танк, и он существует только в моем воображении? Джузеппе, дружище, учти:

НАШЕ ВООБРАЖЕНИЕ НЕ ПРОИЗВОДИТ ШУМА,

у воображения нет двигателя. Значит, это и в самом деле американский танк с башней и орудием! А Розария в ответ: — Вполне естественно, раз это танк, у него должно быть орудие.

Вот это-то меня и пугает. А она: — Вечно ты обращаешь внимание на частности, оставь в покое орудие.

Легко сказать, оставь в покое орудие. Не думай об этом, танк — вещь преходящая и проходящая, смотри, он уже удаляется. Ну хорошо, удаляется, сказал я, но хотелось бы знать, что удаляется — танк или мираж?

Джузеппе, дружище, это американский «шерман» с мощным дизельным двигателем. Мираж не движется по полям и не весит десятки тонн, — видишь следы гусениц? Это следы гусениц американского танка.

Но тогда какой сейчас год? Не вернулись ли мы во времена войны, когда здесь вела наступление американская Пятая армия? Мы думаем, что война кончилась, а между тем повсюду полно солдат и вот-вот начнут падать бомбы, как в те годы, когда по небу Италии плыли «летающие крепости». Чувствуешь, Розальма, как дрожит воздух? Я ничего не чувствую. Не чувствуешь, как он дрожит? А ты дай воздуху подрожать, пусть себе дрожит.

Но как ты объяснишь тогда этот американский танк, который я вижу у края луга? Скажи, Розина, бывает, что иной раз глаза вдруг утрачивают свою зоркость? Как мне понравилась игра «в глаз», отвечала она. Почему бы нам ее не повторить? Она подошла поближе и посмотрела на меня, широко раскрыв здоровый глаз. Повторим завтра, сказал я, мы и так слишком увлеклись этой игрой. Понимаю, значит, ты меня больше не любишь. Словом, разговор перешел на

ЛЮБОВЬ.

Подожди, пока исчезнет этот танк, тогда и поговорим. А она сказала: не волнуйся, он уже далеко. Попробуй не волноваться, сказал я. Если это не воображение и не мираж, то что здесь нужно американскому танку? Слышала я, что это солдат, погибший во время наступления. Но если он погиб, то как же он управляет танком? Я неточно выразилась, это его душа не может найти себе покоя и возвращается в прежние места — так часто случается с душами покойников. Ну хорошо, души покойников, но я никогда не слышал, чтобы душа тащила за собой многотонный танк! А может, это душа особого свойства, сказала Розальма. Не знаю, но, по-моему, все души усопших одинаковы. И потом, этот танк, сказал я, принадлежит американской армии, иными словами, его, значит, украли.

Я не возражаю, если беспокойная душа иной раз надевает форму американского солдата, но чтоб она тащила за собой целый танк! Наверно, она не может без этого танка обойтись, сказала Розинда. Где же душа берет бензин для танка? Его понадобится не один литр или галлон, как говорят американцы. Притом даже не бензина, а нефти.

ЭТИ ЧУДОВИЩА ПИТАЮТСЯ НЕФТЬЮ.

Словом, не понимаю, где достает нефть эта пропащая душа американского солдата. Ты даже не представляешь себе, Розальма, сколько танк потребляет нефти. Гораздо больше, чем самолет. Но заметь: должно быть, он не злой, сказала Розальма. Ни разу не выстрелил и ни одного владельца автоколонки не ограбил. Лишь однажды передавил картофель на поле — верно, сбился с пути. Он погиб, продолжала Розальма, во время наступления у края луга, там, где ты его и увидел. А если его тянет на прежнее место, то ведь от этого никому нет вреда, ну кроме крестьянина, у которого картофель пропал.