– Печальна твоя участь, – равнодушно сказал Ломтев. – Но ты всегда можешь обратиться к целителю.

– Для этого в любом случае надо выбраться за пределы империи.

– Революция – это жертвы, – сообщил Ломтев. – Это тебе не фонариками во дворах светить. Это опасная игра, и когда ты в нее включаешься, ты должен правильно оценивать все риски и быть к ним готовым. Или тебе стоит поиграть во что то другое.

– Тебе легко говорить.

– Да, – согласился Ломтев. – Мне легко говорить, потому что я уже потерял все. Почти все. И единственное, что у меня осталось важного, это жизнь мальчика.

– Которую ты сам поставил под угрозу, ликвидировав этого жалкого…

– Я дал ему слово, – сказал Ломтев. – Когда то очень давно. Я привык держать свое слово.

– Любой ценой?

– Послушай, Лев, – сказал Ломтев. – Обнаружение – это был вопрос времени. За последние ночи случилось так много разрушений, что они и так скоро бы узнали о моем возвращении в город. В нашем плане это ничего не меняет.

– А если император уедет из города?

– Нет, – сказал Ломтев. – Не уедет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что я знаю этого человека, – сказал Ломтев. – И я понимаю, какую систему власти он все эти годы выстраивал. Если он побежит, это будет признанием, что он не контролирует ситуацию, и тогда те, кто ниже, получат сигнал. Как только Акела промахивается, стая начинает задавать вопросы.

– Кто промахивается? О чем ты?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я, – сказал Ломтев. – Местные пирамиды власти держатся при условии, что на вершине стоит самый страшный, а Менщиков – не Романов и не Виндзор, которые могли – а в случае Виндзоров могут и до сих пор – полагаться только на силу, задействуя мозг лишь по минимуму. Дар Меншикова, скажем так, менее зловещ и менее ультимативен, что делает его более зависимым от князей. И как только князья начнут сомневаться, тут все и зашатается. Он не побежит.

– К тому же, у него есть личное убежище, которое, хоть и выключает его на время из большой игры, но делает неуязвимым.

– Да, и я понимаю, что вас устроит и этот вариант, – сказал Ломтев.

– Он устроит всех, кроме тебя.

– В любом случае, он не побежит, – сказал Ломтев. – Ему нужно победить меня в бою. Своими ли руками, или руками своих вассалов – это здесь не столь важно.

– И ты сделал все, чтобы обеспечить ему такую возможность.

– Ваша тактика обречена на провал, – сказал Ломтев. – Громить склады, лаборатории, военные базы и научно исследовательские центры – это все, конечно, хорошо и наносит империи урон, но урон не критический. Все, что я разрушил, они смогут возместить за пару месяцев. Нужно поднимать ставки.

– Еще немного и ты расскажешь, что с самого начала так все и планировал.

– Я ничего не планировал, – сказал Ломтев. – В такой ситуации планировать бессмысленно, слишком много вводных, слишком много неучтенных факторов и тех, что зависят не от тебя. У меня есть цель, и я к ней иду.

– Да, я вижу.

– Так ты дашь мне посмотреть компромат на Кислицкого?

Лев застонал. Может быть, просто обезболивающее понемногу прекращало действовать.

– На самом деле, никакого компромата нет? – уточнил Ломтев.

– Да там его тонны, – сказал Лев. – Но там нет ничего такого, чего император бы не знал или не мог бы простить с учетом того, что Кислицкий для него делает.