– Путь разведчика – это путь лжеца, – сказал Ломтев.

– Да какой я разведчик?

– Скажем прямо, не очень хороший.

Лев обвел взглядом окружающую их разруху.

– Ресурсов пока выделяется недостаточно, – сказал он.

– А больше их никогда и не выделят, – сказал Ломтев. – ДВР – не очень богатое государство, знаешь ли.

– У республики хороший потенциал, но ее душит империя.

– Она ее и задушит, – сказал Ломтев. – Давай начистоту. В случае успеха нашей операции вы выиграете для республики пару лет. Может быть, десять. Император мертв, начнется очередная борьба за власть, кланы вцепятся друг другу в глотки и отзовут свои войска от границ, наступят очередные смутные времена. Но смутные времена все равно когда нибудь заканчиваются, и у вас нет никаких гарантий, что новый правитель, имя которого вы сейчас, скорее всего, даже угадать не сможете, оставит вас в покое. Территориальная целостность – это кровоточащая рана любой империи, и колония – или бывшая губерния или что там еще – может отстоять свою независимость только силой.

– Так и будет, – сказал Лев.

– Да ни хрена, – сказал Ломтев. – Китай решил свои проблемы и больше не заинтересован в очаге напряженности у границ, так что его поддержка будет, в лучшем случае, только моральной. Британцы сейчас хлебнут очередных проблем за океаном, и когда повстанцы окончательно договорятся с местными племенами, старые семейства будет ожидать большой сюрприз. Мелкие европейские государства, конечно, осудят агрессию, но исключительно на словах. Может быть, пришлют вам пару сотен бронежилетов, ящик с патронами и два громоотвода, но драться за вас они не станут. По факту вы останетесь с врагом один на один, а весовые категории у вас все таки разные. Не сомневаюсь, что ДВР будет биться храбро и доблестно, по крайней мере, первые пару месяцев, а потом ее просто сомнут.

– А может быть и нет.

– Я удивлюсь, если будет не так.

– Ты не веришь, что за это время сама империя может измениться?

– Нет, – сказал Ломтев. – Пять десять лет – это не срок для таких перемен, даже если их будут насаждать сверху. А этого никто делать не будет. На самом деле, нужно, чтобы сменилось несколько поколений, и то не факт, что не найдется достаточное число людей, которые будут скучать по сильной руке, которая их самих никогда не душила.

– И ты так думаешь, потому что…?

– Потому что у меня есть определенный жизненный опыт, – сказал Ломтев.

– Твой внук в общении определённо приятнее, – сказал Лев. – Даже несмотря на то, что он прострелил мне ногу.

– Он – хороший мальчик, – сказал Ломтев. – И я хотел бы, чтобы он таким и остался.

– Почему ты с ним больше не говоришь? – спросил Лев. – Почему ты сам ему не рассказал?

– Не знаю, – сказал Ломтев.

Он взял со стола пачку сигарет, выбил одну, прикурил от лежащей рядом зажигалки, с наслаждением несколько раз затянулся, а потом бросил недокуренную сигарету на пол и тщательно ее затоптал.

– Может быть, мне просто стыдно за то, что я… вот такой, – сказал он. – И не нашел другого способа ему помочь. Может быть, я просто боюсь, что общение со мной сделает его хуже. Сам видишь, я – не самый приятный собеседник.

У Льва была еще одна версия, которая бы все объяснила, но он оставил ее при себе.