– А почему бы и не покричать? – виновато ухмыльнулся Чарли. – Ее нужно держать в тонусе.

– В некотором смысле ты так и делаешь, Петерсон. Слава Богу, что тебе хотя бы платят прилично. А то на твою ораву денег не напасешься.

– Да уж, – довольно хмыкнул Чарли. – Это верно. – Он надолго умолк, потом сказал: – Ладно, детка, не обижай лошадок и звони нам, если что будет нужно. И вот что, Сэм… – В разговоре вновь возникла тягостная пауза. – Ты должна знать: мы все о тебе думаем и очень скучаем. Ты ведь это знаешь, да?

Саманта кивнула, не в силах вымолвить ни слова, и к ее глазам подступили слезы.

– Да, знаю, – наконец произнесла она сдавленным шепотом. – Я тоже по вам скучаю. Счастливого Рождества!

Улыбнувшись сквозь слезы и послав Чарли воздушный поцелуй, она повесила трубку. После этого просидела на кухне почти полчаса, кофе остыл в чашке, а она замерла, уставившись в стол, и ее мысли и сердце были за три тысячи миль от ранчо, в Нью – Йорке. Когда Саманта очнулась, за окнами уже брезжил рассвет, ночное небо побледнело и стало не темно – синим, а бледно – серым. Саманта поднялась со стула и, взяв чашку, медленно побрела к мойке. Некоторое время она стояла, как изваяние, а затем отчетливо поняла, что ей сейчас нужно. Саманта решительно пересекла холл, тихо собралась, надела два свитера, куртку и ковбойскую шляпу, которую дала ей за несколько дней до этого Кэролайн, и, оглянувшись напоследок – ей хотелось убедиться, что она никого не разбудила, – потихоньку выскользнула из дому, бесшумно притворив за собой входную дверь.

Саманта в считанные мгновения добежала до конюшни и остановилась в паре футов от стойла Красавчика. Оттуда не доносилось ни шороха, и она решила, что он, наверное, еще спит. Черный как смоль гигант с блестящей шкурой, на котором ей внезапно захотелось покататься… Саманта тихо открыла одну створку воротец и, войдя, погладила коня по шее и бокам, шепча ему ласковые слова, которые обычно нашептывают младенцам. Конь уже проснулся, однако не проявлял ни малейшего беспокойства. Казалось, Черный Красавчик ждал ее прихода: он многозначительно поглядел на нее из‑под колючих черных ресниц, и Саманта, улыбнувшись ему, выскользнула из стойла, сходила за седлом и уздечкой и вернулась к коню. В конюшне до сих пор не было ни души, так что никто не видел, как она пришла.

Когда спустя несколько минут Саманта медленно вывела жеребца на утреннюю прохладу, в просторном дворе тоже никого не оказалось. Она подвела Черного Красавчика к ближайшему строению и быстро вскочила в седло. Устроившись поудобнее и натянув поводья, Саманта направила коня к уже знакомым холмам. Она точно знала, где ей хочется покататься, за несколько дней до этого она увидела в лесу дорожку и теперь мечтала поехать по ней. Сначала она ехала не спеша, но потом, почувствовав, что могучему коню не терпится как следует размять ноги, Саманта разрешила ему перейти с рыси на галоп, и он помчался навстречу восходящему солнцу. Это было упоительное чувство: Саманта крепко сжимала коленями бока Красавчика, и он без труда перепрыгивал через низкие кусты, а затем перемахнул и через узкий ручеек. Саманта вспомнила, как она в первый раз совершила прыжок на Черном Красавчике, но сказала себе, что теперь это совсем другое дело. Она не рискует и не злится. Ей просто хочется слиться с Черным Красавчиком в единое целое, чтобы у них было общее тело и одна душа. Саманта чувствовала себя героем античного мифа или индийской легенды. Она заставила коня остановиться на вершине холма и следила за солнцем, которое едва появилось над горизонтом. И лишь когда сзади раздался топот копыт, Сэм поняла, что кто‑то ехал за ней следом. Поняла – и удивленно обернулась.

Однако, увидев пинто, сотворенного, казалось, из черного дерева и оникса, а на нем – Тейта Джордана, Саманта в общем‑то не особенно изумилась.