У него жена есть, больная. А если он дело путает с удовольствием, то это вообще подло. Надо же, как я в нем ошибался! Симпатизировал ему даже после того, как он принял взятку от дяди Эмброуза.
Я долго не мог заснуть и утром проснулся со скверным вкусом во рту. На улице по-прежнему парило. Я что, каждый раз теперь в семь часов подниматься буду, даже без будильника? Пока я одевался, мне пришло в голову, что насчет Бассета я могу ошибаться. Просто он увидел пьяную маму на Кларк-стрит и проводил домой, чтобы с ней ничего не случилось.
Пока я пил кофе, в кухню явилась Гарди.
— Привет, Эдди. Не спится что-то, чего так валяться.
— Угу.
— Кофе еще остался?
— Ага.
Она пошла одеться и уселась напротив меня. Я налил Гарди кофе, она взяла рогалик из хлебницы.
— Эдди…
— Да?
— Во сколько мама явилась домой?
— Не знаю.
— Ты слышал вообще, как она пришла?
— Да слышал, слышал. Не знаю только, когда. Не посмотрел на часы.
— Но поздно? Ночью уже?
— Вероятно. Я уже спал. Она-то теперь, небось, проспит до полудня.
Гарди надкусила рогалик, измазав его губной помадой. Зачем она губы красит еще до завтрака?
— Знаешь, Эдди, что я думаю?
— Что?
— Мама слишком много пьет. Если будет продолжать в том же духе, то…
Я ждал продолжения, не совсем понимая, что мы с этим можем поделать.
— Недавно я нашла у нее в комоде виски и забрала, а она даже не хватилась. Забыла, наверное.
— Ну так вылей его, — сказал я.
— Мама еще купит. Бутылка стоит доллар и сорок пять центов.
— Ну купит, и что?
— Я хочу выпить эту бутылку.
— Ты что, сдурела? Тебе четырнадцать лет!
— В следующем месяце будет пятнадцать, Эдди. И я уже пробовала спиртное. Не напивалась, конечно, но… что, не дошло еще?
— Дошло, что ты чокнутая.
— Папа тоже сильно пил.
— Не вмешивай сюда папу. С какого перепугу тебе-то вздумалось пить? Хочешь продолжить семейную традицию?
— Не тупи, Эдди. Что, по-твоему, могло бы остановить папу?
Меня это начинало злить. Чего она прицепилась к папе? Папа лежит в земле на глубине шести футов.
— Он перестал бы, если бы ты начал! Ты у нас такой хороший. Если бы ты заявился домой пьяный или связался с плохой компанией, он, глядишь, и бросил бы пить. Он любил тебя, Эдди. Если бы он увидел, что ты идешь по его стопам…
— Оставь папу в покое. Он умер. Опоздала ты со своей гениальной идеей.
— Но мама-то жива. Тебе, может, и наплевать на нее, а мне нет. Она мне родная мать.
До меня, как до жирафа, только теперь дошло. Я смотрел на Гарди во все глаза. Это может сработать, хотя шанс не такой уж большой. Если Гарди пойдет по той же дорожке, мама, возможно, спохватится. Мужа она потеряла, но Гарди осталась, и маме, конечно, не захочется, чтобы дочь спивалась в пятнадцать лет.
Нет, какого черта! Ничего из этого не получится, но Гарди надо отдать справедливость: пара извилин в голове у нее все же есть.
— Не пойдет, — заявил я.
— Еще как пойдет.
— Нет. — Хотя ее ведь не остановишь, она все равно выполнит, что задумала. Разве что следить за ней неусыпно.
— Сейчас как раз подходящий момент, Эдди, — продолжила Гарди. — Проснется мама и увидит, что я под мухой. По-твоему, это ее обрадует?
— Всыплет она тебе по первое число, вот что.
— С какой стати, если она сама мне пример подает? И потом, мама еще ни разу меня не била. |