Если раньше было сомнительно, удержит ли фон Бархейм власть, то теперь в этом не осталось никаких сомнений. Его
провозгласили новым Бисмарком, и в один прекрасный день Германия вновь стала той железной и кровавой Германией, что черной тучей нависала над
Европой с 1871 по 1914 год. Либерализм и социализм были бесследно смыты нахлынувшими патриотическими чувствами.
Через три дня после сражения в Северной Атлантике чуть ли не вся Европа была охвачена войной, и Франция, двинувшись на Германию, заклинала
Англию оказать ей обещанную помощь и поддержать ее на левом фланге. Французскому флоту было теперь нетрудно держать остатки американских
военно-морских сил на почтительном расстоянии от европейских вод, да и японская угроза требовала от Америки постоянной оглядки. Венгрия, не
теряя времени, напала на Румынию; Чехословакия и Югославия объявили себя сторонницами Франции;
Испания установила пушки на горах, господствующих над Гибралтаром, и стала чинить препятствия британским торговым судам; и только Польша
занимала двусмысленную позицию между угрожающей Россией на востоке, воинственными славянскими государствами на юге, Германией, взбешенной из-за
Данцига и Силезии, и вечно недовольными Латвией и Литвой: она встала под ружье, но еще никому не объявила войну. За эту двусмысленную позицию
пришлось расплачиваться окнам польского посольства в Париже.
По Венгрии и Румынии прокатилась волна погромов. Что и говорить, во всех странах Восточной Европы и ближней Азии, каково бы ни было
политическое лицо их правительств, население, судя по всему, видело в погромах лучший способ отвести душу.
Турки, как выяснилось, двигались на Багдад, и похоже было, что мятеж в Дамаске - только прелюдия ко всеобщему восстанию арабов против
владычества англичан, французов и евреев в Палестине. Болгария и Греция объявили мобилизацию; предполагалось, что Болгария будет действовать
заодно с Венгрией, но чего ждать от Греции, как всегда, было неясно. Общественное мнение в Норвегии, по слухам, решительно принимало сторону
Америки, а Швеция и Финляндия высказывались в пользу Германии, но ни одно из этих государств не начинало военных действий.
Британская внешняя политика, как всегда, была на удивление неповоротлива.
- Мы верны нашим обязательствам, - говорил Верховный лорд. Он лишился сна, был бледен, утомлен и держался на ногах лишь благодаря
тонизирующим снадобьям сэра Тайтуса, но по-прежнему мужественно боролся с обстоятельствами. - Мы поддержим Францию на левом фланге - в Бельгии.
3. ВОЗДУШНАЯ УВЕРТЮРА
"Мы поддержим Францию на левом фланге - в Бельгии". Этими словами он признавал, что потерпел неудачу, и принимал новое положение вещей.
Первоначальный план войны, который Верховный лорд предложил Совету Британской империи, исключал возможность военных действий в Западной
Европе. Военные действия виделись ему к востоку от Вислы и Дуная, а поля решающих сражений - в Азии. Он слишком понадеялся на мудрость и широту
взглядов дипломатов Америки и Европы. А потому, несмотря на предупреждения Джерсона, весьма мало внимания уделял новым способам ведения
воздушного боя над Англией. И вот теперь, вслед за трагедией, разыгравшейся в океане, нагрянула воздушная война.
После вступления французских войск в Вестфалию на европейских границах существенных перемен не происходило. Франко-итальянский фронт был
сильно укреплен с обеих сторон, и в действие еще должна была вступить богатая и разнообразная техника, которой в последнее время переоснастили
британскую армию. |