|
— Готов подождать часок? Я тут гардероба не держу, — огрызнулся Марио. — Да ладно, чего это ты такой злой? Уже пару месяцев. Марио хмуро на меня посмотрел. — Извини, — смутился я. Что то с ним действительно случилось. Почему, например, он старается все выходные проводить в парке, а не дома? Марио страдает от неразделенной любви? Похоже на то. Или нет? Он же трёхкратный чемпион Палермо по кемпо, ему девушки на шею гроздьями вешаются. Как следует обдумать эту тему я не успел. — А ты там кого нибудь предупредил? — спросил Виктор. — Не а, если нас встретят дрекольем, уберемся на конный завод, там нас всегда рады будут видеть. — А на своей плантации ты так и не побывал летом? — Не е, как то было не до того, да и не чувствую я себя плантатором. — На тебя это не похоже, — заметил Виктор. — Почему это? — Ну ты всюду суешь свой нос, а тут сам бог велел, а тебе хоть бы что. Я задумался: Виктор прав, на меня это не похоже. Даже не вспомнил за все прошлое лето, что у меня на Ористано что то есть. «Испугался ответственности, — заявил ехидный внутренний голос, — поэтому и не вспомнил». Точно, так оно и есть. Чуть было не начал превращаться в рантье. Хорошо, что «Комитет по развитию…» вытащил меня из норы. Теперь, так или иначе, придется что то решать. Через полтора часа я уже снижался над островом. На Ористано было раннее утро. И где тут моя плантация? А вот она. Морской берег, пустынный пляж, чуть в стороне большой «господский» дом, какие то хозяйственные постройки, а может быть, бараки. Чёрт бы меня побрал! Почему я догадался позаботиться о нормальной жизни для работников конного завода, а сюда даже не съездил и не проконтролировал? Чуть дальше от моря начинаются поля с зеленеющими кофейными деревцами. Граница обозначена ярко белой оградой, а за ней сразу начинаются какие то фруктовые рощи. Дорога, прорезающая плантацию насквозь, начинается на одной военной базе и кончается на другой, около порта. Примерно в десяти километрах от плантации — развилка к конному заводу, отлично, съездим, покатаемся. Э ээ, дорога нам для этого не нужна. — И где твоя плантация? — спросил Виктор. Я показал вниз: — Вот она. — Такая большая?! — На Этне земли сколько угодно. — Скорее болот, — заметил Марио. — Да, правда, каждый терраформированный метр — это чья то жизнь. С каторжниками новосицилийская администрация не церемонилась. Виктор опустил голову. — Ты то тут при чём? — удивился я. — Ну как то… — На свете есть только один человек, за поступки которого ты отвечаешь: ты сам. — Здесь и сейчас да, а вообще — нет. — Это ещё почему? — Под Мачератой ты отвечал только за себя? — Э ээ, убедительно. Сделав круг над своей плантацией, я повёл катер на посадку. Посадочная площадка была на крыше. Я поморщился и сел на дорожку перед главным входом — дверь на крышу скорее всего закрыта. Обитатели поместья, наверное, ещё спят — выходной день. Но нет, на крыльцо вышел какой то молодой человек в футболке и драных джинсах. — Это частное владение! — Он замахал руками, показывая, что мы должны уехать. Я открыл дверцу и спрыгнул на землю: — Да, я знаю. Частное владение. Моё. У него одновременно вылезли глаза на лоб и отвисла челюсть, так что его лицо стало казаться вдвое длиннее. Летучие коты! Почему я не могу выглядеть посолиднее? Я продемонстрировал ему свои водительские права: — Энрик Галларате — это я. — Э ээ, о оо. — Он установил челюсть на место, теперь можно разговаривать. |
