На гусеницах. Немецкая танкетка-торпеда «Голиаф». Задумка хорошая: подъезжает такое чудо к нашему танку, делает бабах – и всё, пишите письма. Оператор же сидит в укрытии, управляет этой подвижной миной по проводам.
Я попытался вспомнить. Кажется, использовать ее массово начали в 42-м. Похоже тут немцы испытывали эту штуку на местности. А значит, ломаться он будет чаще, чем ездить.
– Еще там портфель с бумагами, чуть не с эту дуру размерами, – пнул Быков гусеницу «Голиафа». Какие-то схемы…
– Андрей… как тебя по батюшке? – всё ещё охреневая, спросил я.
– Геннадьевич, – ответил лейтенант. – А что?
– Ты мне, дорогой товарищ Андрей Геннадьевич, напиши список всех причастных к этому делу. Особенно погибших. Описать бой, подробности того, как захватили эту… штуку. Рапорт дай. Понял? Приложи документы испытателя. Где он кстати?
– А кто ж его знает? – пожал плечами лейтенант. – Наверное, закопали уже. Чтобы вонять не начал.
– Ладно, беги, рапорт пиши? Как следует только! Дело тут пахнет орденами.
– Понял, как не понять, товарищ старший…
– Брось, не части, – отмахнулся я. – Ничего не обещаю, но может, и будет вам награда. Я постараюсь, чтобы была.
Заглянув в портфель, я увидел, что он полон какими-то схемами, документами и прочей научной непоняткой. Похоже на протоколы фронтовых испытаний. Сверху приколот листочек с описанием. По крайней мере, мне на первый взгляд так показалось. Хоть и хвалила меня Эмилия, но я-то понимаю, что немецкий мой – так себе, с пятого на десятое. Особенно в этих технарьских дебрях, где слова по три метра длиной. Ладно, разберутся.
– Забираю, конечно, – сказал я. Теперь бы добраться до Киева с этой самой танкеткой. Она ж, зараза, тяжелая, в эмку не влезет, грузовик нужен.
– Или самолет, – добавил довольный разведчик.
– Ну да, или…Это ты о чем сейчас? – спросил я.
– Так вон полевой аэродром, – показал мне Быков. – Сходи, может, и повезет. В этой дуре центнера три с половиной будет, в кармане не унесешь.
Я обошел танкетку. Корпус был изготовлен из стали и разделен на три отсека. В заднем находилась катушка с трехжильным кабелем. Два кабеля предназначались для управления, один – для подрыва. В среднем отсеке располагались устройства и механизмы управления, в переднем – контейнер со взрывчаткой. В этот килограмм шестьдесят тротила влезет. Плюс-минус пара кило. Все это приводилось в движение электромоторами Bosch, вон они торчат, никакого кожуха нет.
Взяв в руки белый пульт с ремнем, я убедился, что кабели отсоединены, а то мало ли что, вдруг аккумуляторы не до конца разряжены, пощелкал рычагами. Один, вверху предназначался для поворотов машины влево или вправо; слева – рычажок с тремя позициями для контроля движения. Вперед, стоп и назад. Ничего сложного. Взрыв осуществляется поворотом ключа, который надо вставить в скважину на пульте. Вот и все, на что сподобился сумрачный тевтонский «гений».
– И какой у нее запас хода?
– Скорость, скорость какая?
Ко мне подошли бойцы из мотоциклетного полка. Красные от недосыпа глаза, серые лица…
Я полистал документы, нашел завалившееся описание.
– Не густо, мужики. Десять километров в час. Танк не догонит. Разве что навстречу…
– Запас хода и вовсе маленький – моторчики на аккумуляторе, сколько они там протянут? Потом подохнет.
Один из красноармейцев потрогал тонкую броню.
– Ее из пистолета можно пробить. |