– Саблин, дорогой мой человек, – оборвал я его, хватая за рукав. – Мне в Киев надо – кровь из носу, веришь? И доставить одну железяку, три центнера весом… ну не три, четыре, может…, она к вам влезет… должна влезть! Ну или закрепим ее как бомбу…

– Товарищ старший лейтенант, давайте вы не будете говорить то, в чем не особо понимаете. Надо будет, довезем ваши четыре центнера, невелик вес. И вас возьму, надо же должок отдать, – улыбнулся он.

– Вот свезло так свезло, – я не знал как выразить свою радость. – Я сейчас, схожу, постараюсь машину найти, перевезти груз сюда. Где твой самолет?

– Да вон, стоит, – показал Саблин. – Решайте с начальством, я подожду, конечно.

Аэродромное руководство меня огорошило. Смертельно усталый капитан, которому в распухшие от недосыпа глаза было впору вставлять спички, выслушав мою просьбу, отодвинул, едва взглянув, мои бумаги, и выдал заключение:

– Машину не дам. Потому что нет.

– Да я же видел, у вас тут…

– Мало ли что ты видел. Срывать выполнение боевых приказов не позволю, – и он продолжил что-то выстукивать на пишущей машинке одним пальцем, впрочем, довольно споро. При этом отвернувшись от меня. Дает понять, гад, что разговор окончен и посторонних просят покинуть помещение. Караул устал, и всякое такое.

– Так может, изыщете всё же хоть какой-нибудь транспорт? – взмолился я. – Не для себя же прошу! Там разведчики захватили ценный трофей и мне надо доставить его в управление фронта!

– Да хоть в наркомат обороны, город Москва, Гоголевский бульвар, шишнадцать, – передразнил кого-то капитан. – Автомобилей нет, сказано же. Можете поискать Степаныча, водителя кобылы. Поедете, на подводе вывезете, если тут недалеко.

Степаныч изображал бурную деятельность совсем рядом. Он как раз собирался снять правое переднее колесо с телеги, наверное, для того, чтобы, полюбовавшись на него, поставить на место.

– За деньги не поеду, – сурово ответил он, поглядывая на прерванную работу. Может, у него был план по снятым колесам? – За сахар. Очень уж она его любит…, - он погладил кобылу по крупу. Эх, Зоренька, давненько ты вкусного не ела.

«Ага, послезавтра как раз третий день пойдет», – подумал я, глядя на вполне сытую и не особо загнанную лошадку. Но вслух сказал совсем другое, конечно же:

– А морковку Зорька примет за плату?

* * *

– Не, ты б, товарыш старший лейтинат, сказал, что не для себя стараешься, – всё еще плохо веря случившемуся, в десятый, наверное, раз толковал Степаныч. – Я ж думал, барахлишко какое у полюбовницы вывезти, или шкап бесхозный. А ты свои деньги тратишь на то, чтобы какую-то железяку в Киев отвезти. Я уж думал, что такие только в кинопостановках бывают…

Морковку я купил у той самой женщины, которая мне передала красноармейские книжки погибших в Таранском бойцов. К своему стыду, я понял, что так и не познакомился с ней. Не называть же ее «извините, пожалуйста». Так что я покаялся в этом грехе сразу, как только мы подъехали к ее дому. Она так же копалась в огороде и три рубля за ведро морковки, похоже, посчитала самой лучшей продажей в своей жизни. Эх, пустое. Деньги у меня есть, да и куда мне их тратить? Да и что ей эти купюры? Я, получается, даже вроде как и обманул её. По уму, она урожай должна припрятать, да есть потихоньку со своими. А то для немцев мой трояк ничего не значит. Спасибо тебе, добрая женщина София Андреевна из Конотопа!

Так что Егор на КПП особо нас и не ждал.