Рисковал? Да, но не сильно. Начальство перечитывать не будет, а потом… подумают, что листик затерялся, или еще что-нибудь. И не будет никто сейчас, в этой суматохе, таким заниматься. Ушло донесение – и с концами. А там, смотришь, хватит войск у Волхова выстоять.

* * *

Пока я, задумавшись, сидел и никого не трогал, прямо у самолета затормозила машина, кто-то начал покрикивать: «Заноси! Осторожно! Да вы что, бараны, ничего не соображаете?!». Очень скоро суматоха переместилась совсем близко ко мне, и прямо у моих ног поставили носилки. А на них лежал мой старый знакомец – генерал Власов.

Он посмотрел по сторонам и встретился со мной взглядом.

– Соловьев? – каким-то безжизненным голосом спросил он и, заметив мой кивок, продолжил: – Часто встречаемся в последнее время…, - он даже попытался улыбнуться. – А меня вот… на лечение… Слушай, – вдруг немного оживился он, – ты же там до конца был? Девочка… с ней всё в порядке?

Глава 10

Вылет из Узина прошел с затруднениями. Сначала долго ждали Кирпоноса: зачем-то его позвали к телефону и переговоры сильно затянулись. Едва комфронта залез в самолет, он тут же наклонился к Власову, что-то пошептал ему на ухо, пожал плечо. Подбадривает, вестимо дело. А после сел в угол, замотался в овчинный тулуп и мгновенно уснул. Мне бы такое умение, я бы не отказался. Спал он так крепко, что пропустил главное приключение. Наш СБ был обстрелян немцами. Мы даже сначала и не поняли в чем дело. Пилот вдруг резко спикировал вниз, желудок запротестовал.

Раздался какой-то грохот, в фюзеляже появилось несколько дырочек, из которых тут же начало сквозить.

– Все, хана нам, – Власов закрыл глаза.

– Держитесь, товарищи! – из кабины выглянул второй пилот. Лицо у него было бледное – Пытаемся уйти на бреющем.

Самолет болтало, я вцепился в сиденье, чтобы не начать летать.

В иллюминаторе замелькали верхушки деревьев.

– Сейчас врежемся! – генерал открыл глаза, спросил меня: – Ты, Петр, крещеный? В Бога веришь?

Помнится лейтенант-танкист на переправе тоже интересовался. Что же их сразу пробивает то, как начинается такое?

– Крещеный. Верю.

– А я вот нет. Атеистом воспитали.

– Все во что-то верят – я тоже посмотрел наружу. Пилот закладывал круги, пытаясь увернуться от пикирующих на нас истребителей, от чего в иллюминаторе всё мелькало с неимоверной скоростью. – Кто-то в Бога. Кто-то в светлое коммунистическое будущее.

– Я тоже раньше думал, что лучше рай на земле, чем сказки про рай на небе, – Власов с усилием попытался повернуться. – А теперь хочу исповедаться.

Ну его нахер! Меня мутило от болтанки – я сплюнул на пол.

– Я не поп, чтобы этим заниматься. Если выживем – служи честно, не предавай друзей и страну, бей фашистскую гадину. Вот и вся моя исповедь.

Власов хотел что-то сказать, но СБ вдруг резко начал набирать высоту. Власов замолчал, закрыл глаза. Вот что это было: генерал, командарм, разговаривает с каким-то старлеем даже не как с равным, а душу излить пытается? Видать, понял, что перед смертью все равны. Или это ранение на него так повлияло?

– Все в порядке, товарищи! – второй пилот уже не выглядел так бледно – Отбились. Ушли гады.

Левое плечо начало дергать на подлете к Москве. Неприятно. С утра как-то нехорошо зудело, а потом вот это. Самолет – не то место, где можно спокойно раздеться и посмотреть, что там случилось. Холод, сквозняки из пулевых отверстий и воздушные ямы – непременные спутники полета.