– Оставлена в Киеве моей властью, – закончил фразу Кирпонос. – Вопросы?

Интересно, это мне показалось, или чекист и вправду рванул с места так быстро, что на меня дунуло неизвестно откуда взявшимся свежим ветерком?

– Вот ты, Петя, как дитя малое? Зачем ты с этим хлыщом завелся? – выговаривал мне генерал, пока мы шли к машине. – Времени нет совсем, а они… – он расстроенно махнул рукой и полез на заднее сиденье.

Радоваться и правда было нечему. Хотя Конотоп и держался каким-то чудом, но именно что чудом. Фронт трещал по швам и вот-вот должен был рухнуть. Если только немцы не выдохнутся. И Гудериана с Клейстом пощипали знатно. А они всё пёрли вперед, понимая, что в их положении остановиться – значит проиграть. Да, по сравнению с прошлым разом падение Киева оттянули уже на неделю, если не больше, и масштаб катастрофы должен быть меньше. Но ведь сравнить один я могу! А для всех остальных это как раз и выглядит крахом.

Так что нервное ожидание развязки попытки Клейста затянуть мешок под Кременчугом – не праздное. Вряд ли у немцев хватит сил на второй заход. И их резервы не бесконечны, а потери у них как бы не больше наших. Если первый штурм Киева им обошелся тысяч в сто, то сейчас как бы не вдвое у них полегло.

Наверное, и комфронта думал о том же, потому что вздохнули мы почти одновременно. И выглядело это совсем не смешно.

* * *

Неизбежное зло в виде заселения в гостиницу, оформления продаттестата и прочих бумажек, без которых военному человеку не прожить и дня, заняло пару часов. Я нервничал и пытался торопить события, чтобы поскорее вырваться к Вере. Генерал молча смотрел на мои терзания. Наконец, последняя печать на последней бумажке поставлена, я нетерпеливо сложил это добро в кучу и спрятал в карман гимнастерки. В левом плече, до этого молчавшем, а потому на время если и не забытом, то отодвинутом на задний план, ощутимо стрельнуло.

– Ты не заболел, Петя? – немного встревоженно посмотрел на мою сморщившуюся физиономию комфронта. – А то выглядишь… не особо хорошо, бледный вон весь.

– Поцарапался где-то, ничего страшного, Михаил Петрович, – быстро ответил я. – Сейчас у Веры разденусь, посмотрю… Виноват, товарищ генерал, – я тут же попытался исправиться. – Разрешите отлучиться, жену увидеть. Хоть на пару часов…

– Иди уже, – махнул рукой комфронта. – В шесть утра чтобы здесь был как штык. Да погоди ты, не лети, – остановил он меня, от нетерпения готового выбежать, и кивнул на телефон: – В гараж позвони, пусть машину пришлют.

* * *

ГОНовский шофер не отличался от своих собратьев по гаражу особого назначения: молчаливый и ничему не удивляющийся. Услышав адрес госпиталя, он кивнул и машина, мягко рыкнув, тронулась с места, оставив сзади громаду гостиницы «Москва». Давит это здание, не люблю я его. Да, от Кремля недалеко, пять минут неспешно прогуляться – и ты на Красной площади. Но очень уж роскошно для меня. У Кирпоноса, к примеру, в номере стоял в гостиной рояль, а в ванной, наверное, при желании втроем можно было плюхаться. Понятное дело, что заселили туда, где свободно было и комфронта вряд ли будет музицировать в паузах между совещаниями, и номер с пианинами себе не требовал. А мебель? Наверное, из царских палат перетащили. На стул сесть страшно: а ну как вышивку повредишь? А на фронте ребята сухпаем в мокром окопе давятся и за счастье считают.

– Не подскажете, где тут по дороге продуктов можно купить? – спросил я водителя, широкоплечего лысоватого увальня лет пятидесяти, едва мы отъехали. – Жене гостинцев взять, она у меня врачом тут.

Тот молча кивнул, мол, принято, и перестроился в правый ряд.