Никто не смел возвысить голос свой;

         Из мрака мыслей гибельных и ложных

         Никто не вышел с твердою душой, —

         Меж тем как втайне взор Наполеона

         Уж зрел ступени будущего трона…

         Я в этом тоне мог бы продолжать,

         Но истина – не в моде, а писать

         О том, что было двести раз в газетах,

         Смешно, тем боле об таких предметах.

81

         К тому же я совсем не моралист, —

         Ни блага в зле, ни зла в добре не вижу,

         Я палачу не дам похвальный лист,

         Но клеветой героя не унижу, —

         Ни плеск восторга, ни насмешки свист

         Не созданы для мертвых. Царь иль воин,

         Хоть он отличья иногда достоин,

         Но верно нам за тяжкий мавзолей

         Не благодарен в комнатке своей,

         И, длинным одам внемля поневоле,

         Зевая вспоминает о престоле.

82

         Я прикажу, кончая дни мои,

         Отнесть свой труп в пустыню и высокий

         Курган над ним насыпать, и – любви

         Символ ненарушимый – одинокий

         Поставить крест: быть может издали,

         Когда туман протянется в долине,

         Иль свод небес взбунтуется, к вершине

         Гостеприимной нищий пешеход,

         Его заметив, медленно придет,

         И, отряхнувши посох, безнадежней

         Вздохнет о жизни будущей и прежней —

83

         И проклянет, склонясь на крест святой,

         Людей и небо, время и природу, —

         И проклянет грозы бессильный вой

         И пылких мыслей тщетную свободу…

         Но нет, к чему мне слушать плач людской?

         На что мне черный крест, курган, гробница?

         Пусть отдадут меня стихиям! Птица

         И зверь, огонь и ветер, и земля

         Разделят прах мой, и душа моя

         С душой вселенной, как эфир с эфиром,

         Сольется и развеется над миром!.