На алтаре моем. Желанье славы,

         Как призрак, разлетелося. Вы правы:

         Я не рожден для дружбы и пиров…

         Я в мыслях вечный странник, сын дубров,

         Ущелий и свободы, и, не зная

         Гнезда, живу, как птичка кочевая.

140

         Я для добра был прежде гибнуть рад,

         Но за добро платили мне презреньем;

         Я пробежал пороков длинный ряд

         И пресыщен был горьким наслажденьем…

         Тогда я хладно посмотрел назад:

         Как с свежего рисунка, сгладил краску

         С картины прошлых дней, вздохнул и маску

         Надел, и буйным смехом заглушил

         Слова глупцов, и дерзко их казнил,

         И, грубо пробуждая их беспечность,

         Насмешливо указывал на вечность.

141

         О, вечность, вечность! Что найдем мы там

         За неземной границей мира? – Смутный,

         Безбрежный океан, где нет векам

         Названья и числа; где бесприютны

         Блуждают звезды вслед другим звездам.

         Заброшен в их немые хороводы,

         Что станет делать гордый царь природы,

         Который верно создан всех умней,

         Чтоб пожирать растенья и зверей,

         Хоть между тем (пожалуй, клясться стану)

         Ужасно сам похож на обезьяну.

142

         О, суета! И вот ваш полубог —

         Ваш человек: искусством завладевший

         Землей и морем, всем, чем только мог,

         Не в силах он прожить три дня не евши.

         Но полно! злобный бес меня завлек

         В такие толки. Век наш – век безбожный;

         Пожалуй, кто-нибудь, шпион ничтожный,

         Мои слова прославит, и тогда

         Нельзя креститься будет без стыда;

         И поневоле станешь лицемерить,

         Смеясь над тем, чему желал бы верить.