Мне ж всё равно, ей-богу, что случится!

         И по одной значительной причине

         Я только зритель в этом магазине.

129

         «Причина эта вот – мой кошелек:

         Он пуст, как голова француза, – малость

         Истратил я; но это мне урок —

         Ценить дешевле ветреную шалость!»

         И, притворясь печальным сколько мог,

         Шалун склонился к тетке, два-три раза

         Вздохнул, чтоб удалась его проказа.

         Тихонько ларчик отперев, она

         Заботливо дорылася до дна

         И вынула три беленьких бумажки.

         И… вы легко поймете радость Сашки.

130

         Когда же он пришел в свой кабинет,

          То у дверей с недвижностью примерной,

         В чалме пунцовой, щегольски одет,

         Стоял арап, его служитель верный.

         Покрыт, как лаком, был чугунный цвет

         Его лица, и ряд зубов перловых,

         И блеск очей открытых, но суровых,

         Когда смеялся он иль говорил,

         Невольный страх на душу наводил;

         И в голосе его, иным казалось,

         Надменностью безумной отзывалось.

131

         Союз довольно странный заключен

         Меж им и Сашей был. Их разговоры

         Казалися таинственны, как сон;

         Вдвоем, бывало, ночью, точно воры,

         Уйдут и пропадают. Одарен

         Соображеньем бойким, наш приятель

         Восточных слов был страшный обожатель,

         И потому «Зафиром» наречен

         Его арап. За ним повсюду он,

         Как мрачный призрак, следовал, и что же? —

         Все восхищались этой скверной рожей!

132

         Зафиру Сашка что-то прошептал.

         Зафир кивнул курчавой головою,

         Блеснул, как рысь, очами, денег взял

         Из белой ручки черною рукою;

         Он долго у дверей еще стоял

         И говорил всё время, по несчастью,

         На языке чужом, и тайной страстью

         Одушевлен казался.