Мысли мои начали путаться. Уйти из города? На Сатанинскую… то есть, на вокзал? И остаться там, пока не придет поезд?..

Уйти… Умереть?

– Я… – я сглотнул слюну и откашлялся. – Я даже не знаю, куда идти.

Бродяга усмехнулся.

– Это не имеет значения. Куда бы ты ни пошел, придешь на вокзал. Так что уходи. Прямо сегодня. Сейчас.

– Нет, – сказал я. – Без тебя я никуда не пойду.

– Малыш, – сказал он усталым голосом. – Не говори чепухи. Ты ведь не собираешься в крестоносцы?

– Нет, конечно.

– Значит, тебя убьют. Назначат язычником, экстрасенсом, евреем, Бог знает, кем еще, и убьют.

– А тебя? – спросил я. – Тебя разве не убьют?

– Сумасшедшие имеют определенные привилегии. Благодаря им сумасшедшие зачастую выживают там, где нормальные люди гибнут.

– А… – начал было я, но бродяга вдруг прошептал:

– Тс-с… – он смотрел куда=то в сторону, лицо его приняло озабоченное выражение. – Кажется, я зря надеялся… Беги!

Я не успел сообразить, что случилось, а ноги уже несли меня прочь. Добежав до угла я остановился и оглянулся.

Подошли несколько солдат с грубо нашитыми матерчатыми крестами на плащах и остановились подле сидящего бродяги. Один из них что-то сказал, обращаясь к нему. Бродяга помотал головой. Солдат отступил на шаг и поднял арбалет. Я отпрянул за угол. Когда я снова выглянул, крестоносцев уже не было. Бродяга сидел на прежнем месте, привычно вытянув ноги и прислонившись к остаткам стены. Я подошел к нему. Он не пошевелился. В его груди торчала стрела, но он был еще жив.

– Птицы… – прохрипел он. – Ты посмотри… Птицы… Давно не видел… Редко смотрел… вверх…

Я поднял голову. Большая птица плавно кружила над нами, ее распластанные крылья в солнечных лучах казались рубиновыми. Я некоторое время следил за ней, потом снова посмотрел на бродягу, но его глаза уже не видели ничего. Я осторожно прикрыл его одеялом и ушел.

В таком состоянии я пришел домой.

– Наконец-то, – сказала мать. На ней было вечернее бархатное платье, на груди – большой золотой крест. – Где ты пропадаешь целыми днями?

– Где Валек? – спросил я. Не потому, что меня это действительно интересовало, просто надо было что-нибудь сказать.

– Валек? – мать на минуту задумалась. – Ах да, Валек… Он в погребе, – она ушла в свою комнату. Я сел на скамью, прислонившись к стене и вытянув ноги. Тут мне пришло в голову. что я сижу так, как обычно сидел бродяга. Мне стало неприятно, я поспешно встал.

– Что он делает в погребе? – спросил я.

– Ничего, – отозвалась мать. – Просто сидит. Прячется. Кстати, – она вышла из-за шторы, закрывавшей вход в спальню, – отнеси ему поесть. Там, по-моему, все кончилось, он ведь со вчерашнего дня там сидит. А я не люблю ходить по этой лестнице, того и гляди, ступени обвалятся… Там, на столе – хлеб. Отнеси ему, пожалуйста.

– От кого он прячется? – спросил я. – Неужели от крестоносцев?

Мать удивленно подняла брови.

– От кого?

– От крестоносцев.

– При чем тут крестоносцы? – она пожала плечами. – Просто заговор не удался. Кто-то выдал. В последнюю минуту, как всегда. Бедняжке Василию отрубили голову. А Валентин залез в погреб… Или нет, сначала Валентин залез в погреб, а потом Василию отрубили голову.