-  Ну, дела-а… - протянул Чекан. - Такого еще не бывало. Верно я тебе говорил про подспудное кипение страстей в науке - за внешним-то бесстрастием. Не совсем он психически устойчив, научный мир. Узкая специализация! Вообще любая ограниченная цель - будь то даже научное творчество, поиск истины деформирует психику. Но не до такой, простите меня, все же степени! Бзик - это понятно, это бывает. Но чтобы наповал… Стась, может, здесь что-то не так, а?

    -  Что не так?

    -  Не знаю… Слушай! - У Чекана зеленовато блеснули глаза. - Дай-ка мне эти тураевские бумаги, а?

    -  Что?! Иди-иди… - Коломиец даже переложил портфель с соседнего стула себе на колени. - Не хватало еще, чтобы ты на этом деле гробанулся. Что я твоим родителям скажу!

    Но Борис уже воодушевился и теперь всю свою эмоциональную мощь, которую перед этим расходовал вхолостую, на абстрактную - без фамилий и юридических фактов - критику положения в своей науке, он направил на ясную и близкую цель: заполучить заметки. В паре Борька - Стаська в школьные времена он был заводилой, товарищ ему во всем уступал, и сейчас он тоже рассчитывал на успех.

    -  Да бро-ось ты, в самом деле, внушили вы там себе бог знает что! - начал он. - Ну посуди трезво, если способен: вот я сижу перед тобой - молодой, красивый, красномордый… и оттого, что прочту какие-то бумажки, вдруг околею?! Анекдот!

    -  Те были не менее красивы, чем ты. А Хвощ так даже и красномордый.

    -  Ну хорошо, - зашел Борис с другого конца. - Ты-то сам прочитал эти бумаги.

    -  Конечно, и не раз.

    -  Ну и жив-здоров? Температура, давление, пульс - все в порядке?

    -  Э, так ведь я другое дело. Я не физик.

    -  Нет, дубы вы все-таки там, в прокуратуре, извини, конечно, - сил нет! Что твой шеф, что ты. Для вас все физики на одну колодку - вот и поделили мир на две неравные части: одни, физики, прочтя заметки Тураева, все понимают и умирают, а другие, нефизики, ничего не понимают и остаются живы. Боже, как примитивно! Ведь в физике столько разделов, направлений…

    Коломиец, хотя сердце его по-мальчишески таяло, когда Борька устремлял на него просящие зеленые глаза, решил быть твердым как скала.

    -  Между прочим, пока так и было, физики, прочтя, умерли, нефизики остались. И не заговаривай мне зубы, Борь, ничего не выйдет. Для тебя - именно для тебя, с твоим богатым воображением - эти записи губительны.

    Чекан даже изменился в лице.

    -  Ы-ы-ы!.. - сказал он, выпячивая челюсть. - Вспомнил, тоже мне!

    …Десять лет минуло, но и до сих пор Борис менялся в лице при упоминании о его «богатом воображении». Дело было так: девятиклассники Чекан и Коломиец, отправляясь на первомайский школьный бал, выпили - и по неопытности перебрали. На балу они вели себя шумно, скандально, были с позором выдворены, а день спустя их отчитывал директор Александр Павлович (в кулуарах - Аляксандра Шастой Беспошшаднай). «Сколько вы пропили-то?» - поинтересовался он напоследок. «Три пятьдесят», - ответил Стась. «Вот видите, - Аляксандра Шастой поднял палец, - на эти деньги вы могли съесть килограмм сливочного масла!» И как только он это сказал, серо-зеленый от похмельных переживаний Борис шумно стравил на ковер в директорском кабинете… Потом он оправдывался, что виной всему было его богатое воображение: как представил, что ест этот килограмм сливочного масла, да еще без хлеба, так и не сдержался.