– Да я и не обижаю, – ответил я.

Тогда Главарь показал пальцем на мое тело:

– Да я о том, что нельзя обижать эти свои восемьдесят килограммов.

Я сидел и никак не реагировал. Внезапно я кое-кого вспомнил. Я вспомнил Сяо Саньцзы. Это меня несколько оживило, пробудив не сравнимое ни с чем желание заполучить ее, я засмеялся:

– Эти две девушки мне не нравятся.

Главарь, словно неожиданно прозрев, ответил:

– Так бы сразу и сказал, выбор за тобой. Выбирай кого захочешь.

5 Сяо Саньцзы отсутствовала. В этот вечер она не вернулась. Никто не знал, где находится Сяо Саньцзы. Главарь удостоил меня большой чести, просидев со мной в клубе до двух часов ночи. Я заметил его странное выражение, он словно постоянно слегка улыбался. Он – личность выдающаяся, а такие люди именно так, по-дружески, и должны взирать на этот мир. Однако я от этого чувствовал себя очень неудобно. Я не мог сказать точно, что именно меня смущало. Но это тягостное ощущение я испытывал даже физически: словно что-то внутри меня то раздувалось, то сокращалось. Наконец Главарь ушел. Напоследок он пообещал мне прийти завтра. Я понимал, на что он намекает, когда я услышал это, мне захотелось расплакаться. Отношение Главаря меня очень растрогало, и, конечно, я очень расстроился из-за Сяо Саньцзы. Естественно, она ничего плохого не сделала, она просто занималась своим делом, но именно это огорчало меня больше всего. Я повторно переживал то чувство, испытанное мною девять лет назад, из-за которого я разбил человеку лоб. А сейчас мне больше всего нужно было пришлепнуть самого себя. Только этой ночью я по-настоящему понял, как я жаждал оказаться в постели с Сяо Саньцзы. Я горел желанием раздеть ее догола, заключить в свои объятия, войти в нее, превращая в тоннель моего экстаза.

К четырем часам утра жизнь в клубе окончательно успокоилась. Остался только один я. Пестрота сменилась кромешной тьмой, теснота – простором, а шум – тишиной. Я выпивал. Я даже не видел своей бутылки, своих рук. Безмолвие тьмы и пространства выделили меня крупным планом, в этот момент я был пуст, словно темнота, и беззвучен, словно пустота. Уподобившись безмолвию, я не видел своих пальцев на расстоянии вытянутой руки. Я снова вернулся в тюрьму. Но теперь это была не девятилетняя каторга, а бессрочное заключение, не подлежащее изменению.

Спиртное успокаивало меня, убеждало. Я не представлял себе количества выпитого. Я просто пил и отливал. Пиво из бутылки затекало внутрь меня, после чего моя же моча наполняла бутылку. Помню, что я всплакнул, даже не знаю, что меня так опечалило. А потом я отправился на ощупь туда, где обычно стояла Сяо Саньцзы, там я попытался учуять ее запах. Однако мне это не удалось. Я только понял, что бутылка в моих руках перевернулась, пиво стало выливаться наружу, его ритмичное излияние напоминало мой сон, так же как и во сне, этот ритм нельзя было сдержать, это был бесконтрольный выброс – выброс в никуда, выброс, полный отчаяния.

Меня разбудил звонок от двоюродного брата. Когда я проснулся, часы уже показывали десять минут второго. Без всякого хождения вокруг да около брат тут же спросил меня, «сходил ли я». Я не понял, о чем он. Брат замолчал, но даже через трубку я увидел его суровое лицо. Я вспомнил. Наверняка он торопил меня с визитом к родителям. Моя голова раскалывалась, я ответил:

– Завтра.

– Сколько у тебя будет этих «завтра»?

Я не знал ответа на этот вопрос, только у заключенных принято вести обратный отсчет времени.

На улице стало припекать. Послеполуденная жара растревожила мою душу. В этот момент я особенно соскучился по своему братцу Ма Ганю. Я решил отправиться к нему. Мне захотелось посидеть рядом с ним, выкурить несколько сигарет, просто поговорить. Но Ма Ганя на месте не оказалось, в магазине мне сообщили, что «генеральный директор» отправился в Шанхай по делам.