Сяо Яньцю со слезами на глазах уставилась на Бинчжана, она понимала, что он-то думал сделать как лучше. Но как же ей хотелось сейчас схватить его за шиворот и разок-другой врезать как следует.
В зале, где проходила репетиция, сразу стало пусто, остались только Сяо Яньцю и Чуньлай. Чуньлай тоже не осмеливалась посмотреть на свою наставницу, наклонившись, она делала вид, что собирает вещи. Сяо Яньцю долго наблюдала за Чуньлай: как же красив ее силуэт, а скулы и подбородок излучают блеск, словно сделаны из фарфора. С рассеянным видом Сяо Яньцю раз за разом задавалась вопросом: ну почему не ей самой выпала такая судьба? Чуньлай выпрямилась. Заметив, что с нее не сводят пристального взгляда, она испугалась. Вдруг Сяо Яньцю попросила ее подойти. Застывшая Чуньлай не тронулась с места. Сяо Яньцю снова обратилась к ней:
– Чуньлай, исполни тот отрывок, который только что пела я.
Чуньлай сглотнула – как она могла отважиться на это после того, что случилось? Она попыталась было отказаться. Но Сяо Яньцю никак не отреагировала, вместо этого она подвинула стул и уселась на него. Чуньлай пришла в замешательство, но, учитывая настрой наставницы и не имея никакой возможности увернуться, она взяла себя в руки, встала перед Сяо Яньцю и вошла в образ. Сидя на стуле, Сяо Яньцю внимательно следила за Чуньлай и слушала, как она поет. Вскоре ее внимание рассеялось, мельком она посмотрела в зеркало на стене, отражение беспощадно, словно на авансцену, выдвинуло ее вместе с Чуньлай. Волей-неволей Сяо Яньцю стала сравнивать себя с Чуньлай. Какой же старой она выглядела на ее фоне, можно даже сказать, безобразной. Ведь прежде и она была такой же, как Чуньлай, и куда все подевалось? Как ни жестоко это звучало, всякие состязания были бессмысленны. Она не могла мериться силами ни с другими, ни со своей собственной молодостью. Если хочется понять выражение «горы – не преграда для реки, которая все равно будет течь на восток», то его постепенно пояснит зеркало. Уверенность ускользала от Сяо Яньцю, точно стекающая вниз вода, для которой не существовало преград. Она вспомнила, как сначала обрадовалась новости о том, что может вернуться на сцену, но радость эта оказалась мимолетной, словно облако, и теперь от нее не осталось и следа. Сяо Яньцю покачнулась, казалось, что она готова была пойти на попятную, но не могла решиться. Хотя многое у Чуньлай еще нуждалось в шлифовке, в целом эта девочка могла превзойти ее уже в ближайшем будущем. Ведь она такая юная, у нее впереди еще столько лет. Вдруг Сяо Яньцю ощутила какое-то тягостное чувство, раз за разом душу застилала волна печали и боли. Она поняла, что завидует. А ведь считалось, что именно из-за зависти она двадцать лет терпела лишения, хотя на самом деле тогда она не завидовала Ли Сюэфэнь. Никогда в жизни она этого не испытывала, однако сейчас, в присутствии своей ученицы, она не могла взять себя в руки. Осознав свою зависть, она впервые испытала всю силу этого чувства и даже увидела кровопролитие. Сяо Яньцю яро ненавидела себя, она не могла позволить себе завидовать. Решив наказать себя, она что было силы впилась в ногу ногтями, чем сильнее она вонзалась, тем больше терпела, чем больше терпела, тем сильнее вонзалась. Странно, но пронзительная боль принесла ей чувство облегчения. Она поднялась с места, решив посвятить появившееся время репетиции с Чуньлай. Расслабляться, пусть даже самую малость, она считала непозволительным. Сяо Яньцю встала напротив Чуньлай. Она передавала ей свою технику из рук в руки, от движений талии до выражения глаз, шаг за шагом она направляла и корректировала ее. Сяо Яньцю во что бы то ни стало хотелось воплотить в Чуньлай саму себя двадцатилетней давности. Солнце село за горизонт. На окно падала огромная тень платана, поглаживая стекло, она докучала откровенной болтовней своей листвы. В зале становилось все темнее и тише. Они забыли включить свет и наедине друг с другом продолжали репетировать уже в сумерках. Раз за разом они отрабатывали каждое движение, не обходя вниманием ни один из суставов пальцев. |