Чуньлай не проявляла никакой инициативы. Отныне она успокоилась. Как говорится, без ветра и трава не колышется, но от Сяо Яньцю держалась подальше, на расстоянии нескольких метров. Сяо Яньцю теперь побаивалась эту девочку, только не говорила об этом. Если Чуньлай будет продолжать вести себя в том же духе и останется безразличной, то жизнь Сяо Яньцю можно считать законченной, никакого шанса просить уступки у нее не было. Если Чанъэ не возродится в облике Чуньлай, то зачем она вообще преподавала все эти двадцать лет?

Сяо Яньцю переспала с директором фабрики. Делая этот шаг, она вполне понимала, на что идет. Все равно это случилось бы, рано или поздно. Сяо Яньцю по этому поводу особо не переживала, и кто рассудит, плохо это или хорошо, во всяком случае, она не первая и не последняя. Ведь кто такие директора? Это люди, у которых сперва появляется власть, а потом – деньги. И даже если бы он был отвратителен или принуждал ее, она не стала бы его ни в чем винить. А в ее случае об этом говорить не приходилось. Сяо Яньцю ничуть не смущал собственный поступок, по ней, так лучше открыто проявить инициативу, чем набивать себе цену. Уж если ставить спектакль, так чтобы зритель остался доволен.

Тем не менее Сяо Яньцю чувствовала себя отвратительно. И эти мерзкие ощущения никак не стирались. С той минуты, как они вместе отправились ужинать, и вплоть до момента, когда она наконец оделась, директор демонстрировал свою значимость и строил из себя спасителя. Раздевшись, Сяо Яньцю тут же поняла, что директор абсолютно безразличен к ее телу. Что бы это значило? Ведь в настоящем мире не было недостатка в молоденьких красотках, и будь его воля, сделай он только знак, и ему преподнесли бы какой угодно свежий товар. А тут перед ним разделась Сяо Яньцю. По его глазам было видно, что ее обнаженный вид не произвел должного впечатления. Сяо Яньцю ощутила, насколько неприятно ему было смотреть на ее исхудавшее тело. Директор даже не пытался это замаскировать. Вопреки этому, Сяо Яньцю надеялась, что он окажется каким-нибудь страстным развратником, похотливым дьяволом, тогда она разом продалась бы ему, но директор вел себя иначе. Забравшись на кровать, он возвеличился еще сильнее. Он вольготно развалился на пружинистом ложе и подбородком сделал знак Сяо Яньцю, чтобы она оседлала его сверху. Директор лежал себе, не проявляя никакой инициативы, так что Сяо Яньцю пришлось трудиться в одиночку. На каком-то этапе директор, похоже, стал испытывать явное удовольствие от действий Сяо Яньцю, в доказательство чего простонал, издавая звуки типа: «О, ер. О, ер». Сяо Яньцю так и не разобрала, что он хотел этим сказать. А через несколько дней, прежде чем Сяо Яньцю начала ублажать его, директор показал ей несколько иностранных порнофильмов. Тогда-то до нее и дошло, что он пытался вести себя в постели как иностранец. В этом смысле его поведение ярко демонстрировало тезис о приобщении Азии к процессу глобализации, именно так происходила его моментальная стыковка со всем миром. То, чем они занимались, нельзя было назвать любовью, это не тянуло даже на секс. Со стороны Сяо Яньцю это превратилось в какое-то непонятное угодничество и прислуживание.