Когда Сяо Яньцю первый раз возвращалась от директора, на улице накрапывал дождик, в глазах рябило от отражения машин и их огней на свежевымытых дорогах. Бешено мелькающие багряно-красные отсветы, казалось, возникали из ниоткуда, и было в этом что-то ужасно тоскливое. Глядя на пестроту дороги, Сяо Яньцю окончательно уверилась в том, что этим вечером ее уподобили проститутке. И пострадало от этого вовсе не тело. От чего же именно ей было не по себе, Сяо Яньцю не находилась с ответом. Свернув в проулок, она согнулась, силясь вызвать рвоту, но ее попытки не привели к желаемому, она издала только несколько звуков, которые вышли противными и неприличными.

Дочь уже спала. Мяньгуа, устроившись на диване, смотрел телевизор и ждал Сяо Яньцю. Войдя в квартиру, Сяо Яньцю даже не посмотрела на Мяньгуа. Она не хотела, чтобы их взгляды встретились, поэтому, опустив голову, прямиком направилась в ванную комнату. Сяо Яньцю намеревалась сразу принять душ, но, побоявшись, что такие поспешные действия могут вызвать подозрения, для начала присела на унитаз. Подождав немного, она так и не смогла справить какую бы то ни было нужду. Тогда Сяо Яньцю стала внимательно рассматривать свое нижнее белье на предмет оставленных пятен. Пройдясь по себе взглядом сверху донизу, Сяо Яньцю ничего не обнаружила и, успокоившись, вышла. Она чувствовала себя абсолютно вымотанной, но чтобы Мяньгуа этого не заметил, она приняла нарочито бодрый вид. Мяньгуа, который все это время продолжал сидеть на своем месте, не понял, отчего у Сяо Яньцю такое приподнятое настроение, и с глупой улыбкой спросил:

– Ты что, выпила? Так раскраснелась.

Сердце Сяо Яньцю трепыхнулось. Как бы вскользь она заметила:

– Вроде лицо не красное.

– Да красное, – настаивал Мяньгуа.

Сяо Яньцю не осмелилась развивать эту тему, а потому решительно перевела разговор, спросив про дочь. Мяньгуа ответил, что она уже давно спит. Сяо Яньцю было некомфортно, что Мяньгуа все стоял и стоял прямо перед ней, ей было невыносимо смотреть ему в глаза. Тогда она сказала:

– Давай уже ложись в постель, а я пойду помоюсь.

Она не сказала «иди спать», хотя, по сути, «ложись в постель» означало практически то же самое. Произнося эту фразу, Сяо Яньцю мельком взглянула на Мяньгуа, он, похоже, воодушевился и от предвкушения стал потирать руки. А у Сяо Яньцю вдруг ни с того ни сего засосало под ложечкой.

Готовясь принять душ, Сяо Яньцю настроила кран практически на кипяток, который с трудом можно было вытерпеть. Она хотела, чтобы ей было больно. Боль имела конкретную природу, ее можно было ощутить, она даже приносила какое-то удовлетворение, от которого веяло садомазохизмом. Сяо Яньцю то и дело обливала себя кипятком и терла что было мочи. Она вонзала свои пальцы прямо в плоть, словно силясь оттуда что-то выковырнуть или вытащить. Помывшись, Сяо Яньцю уселась на диван в гостиной. Кожа ее раскраснелась и, казалось, просто горела от жара. Было уже где-то одиннадцать часов, когда обернутый в полотенце к ней вышел Мяньгуа. Он еще явно не спал, на лице его играла вожделенная улыбка.

– Ты так странно себя ведешь, словно нашла кошелек с деньгами.

Сяо Яньцю на его замечание не откликнулась. Тогда Мяньгуа как-то некстати воскликнул:

– Сегодня же конец недели!

Сяо Яньцю похолодела, она вся напряглась и сидела не шелохнувшись. Мяньгуа присел к ней вплотную, так что его губы оказались прямо у ее правого уха. Воспользовавшись удобным положением, он начал посасывать ее мочку, в то время как его руки устремились уже в известном направлении.