Чжан Гоцзин, который до этого проиграл подряд три раза, все еще не отпускал из рук свои новые карты. Посмотрев на них, он нетерпеливо отреагировал:

– Глядите-ка, у меня тут король с двумя дамами, а три туза еще в колоде.

Заместитель заведующего, по-прежнему сохраняя торжественность, сказал:

– Ну тогда иди.

Держа в зубах предложенную сигарету, Чжан Гоцзин вернулся за карточный стол, и тут вдруг его осенило, что начальник сроду не предлагал никому сигарет, не говоря уже о том, чтобы поднести огонек. Размышляя в данном направлении, Чжан Гоцзин почувствовал, что дело, видимо, и вправду было очень важным, раз его настоятельно просили «съездить по обмену». У него появилось ощущение, что на его улице грядет праздник. Когда он уходил с работы, видимо, сведения уже просочились, потому как многие весьма горячо стали его приветствовать. Потом по дороге он столкнулся с начальником отдела кадров. Будучи на велосипедах, они одновременно притормозили, встали, опершись на ногу, но разговор никто не заводил. Наконец начальник отдела кадров похлопал Чжан Гоцзина по плечу, потом, кивая, улыбнулся, снова похлопал по плечу, после чего сел на велосипед и скрылся за углом. Эта немая сцена в разы раздула его иллюзии. Чжан Гоцзин начал размышлять о власти. Вообще-то, Чжан Гоцзин всегда был очень высокого мнения о себе, и мирские заботы его особо не тревожили, однако сейчас он понял, что ошибался. Власть дарила пьянящее чувство, пусть даже это была еще не настоящая власть. Ведь раньше он просто-напросто не ощущал ее приятного вкуса. Власть для мужчины – это все равно что мускулы для культуриста, которому доставляет удовольствие обнажить свой крепкий торс, ощущая силу. Чжан Гоцзин усмехнулся и про себя сказал:

– Твою мать, что за дела.

Чжан Гоцзин неплохо справлялся со своей новой работой. Пока был не обременен семьей, он трудился не жалея сил и за первый месяц добыл целых пять сенсационных новостей, две из которых перепечатывались многими газетами. Затем Чжан Гоцзин привлек для редакции нескольких рекламодателей. Все сотрудники относились к нему хорошо и, отзываясь о нем, говорили, например, так: «Вот посмотрите на человека». Под «человеком» имели в виду Чжан Гоцзина. И подобное обращение значило обычно то, что кем-то очень довольны. Чжан Гоцзин был словно пришлый монах, он не боялся высовываться, поэтому, если нужно было себя проявлять, он проявлял. С течением времени его репутация становилась все более надежной, что казалось вполне естественным. Горестно вздыхая, Чжан Гоцзин говорил своей жене по мобильнику:

– Если бы всех китайцев превратить в гостей, то дела бы спорились, только пришлому монаху дают читать любые сутры.

Мобильник ему выдали на работе. Кроме того, он мог на два дня брать в служебное пользование машину. Чжан Гоцзин мечтал, чтобы его перевели сюда работать, а потом по обмену направляли бы в Нанкин, ведь, живя в другом месте, можно правильно понять жизнь.

Все хорошо, но было скучно. И холостяки-то боятся одиночества, а женатые мужчины, живущие одни, тем более. Несколько раз Чжан Гоцзин порывался расслабиться, но все-таки не решался. Ведь как бы то ни было, все у него шло более или менее нормально, иначе прощай волшебное ощущение, когда тебе предлагает закурить сам завотделом, прощай навеки та испытанная радость, когда начальник отдела кадров хлопает тебя по плечу. Когда его одолевала скука, то он по делу и без дела названивал жене. Чжан Гоцзин рассказывал ей всякую всячину о том, что на работу снова взяли новеньких, из-за чего появились сложности с трудоустройством заместителя главного редактора и пожилых журналистов, которым скоро уходить на пенсию. Рассказывал, что одним нравится, когда «спиртное льется рекой и стол завален морскими деликатесами», а другие предпочитают общество «белокожих проституток, которые рады предоставить клиентам полное сопровождение».