|
Но Чжан Гоцзин крепко сжимал ее в объятиях, не давая ускользнуть. Они прильнули друг к другу в страстном и в то же время мучительном поцелуе, яростно и безысходно извиваясь, словно два угря, выброшенные на берег. Их тела плотно соприкасались, Чжан Гоцзин освободил одну руку и проник под купальник Линь Хун. В пальцах самой Линь Хун чувствовалось колебание, сначала они, словно выгнувшие спинки червячки, напряженно пытались преодолеть малейшие расстояние. Но неожиданно они рванулись вперед, и в них появилась слепая прыть убегающего зайца. Линь Хун стиснула крепкие ягодицы Чжан Гоцзина, в них чувствовалась упругость и мощь. Потом она укусила его прямо под ложечкой, ей так хотелось вонзить сейчас свои зубы одновременно и в собственную плоть. Чжан Гоцзина бросило в дрожь. Его колотило яростно и беспощадно, и эти импульсы передавались его пальцам. Линь Хун еще крепче стиснула его. Сидя на нем, она покачивалась в ритме волн. Чжан Гоцзин почувствовал, что в их движениях стала появляться некая синхронность. Он решил остановиться. Линь Хун запрокинула голову. Она выглядела очень странно, в этот момент проявленной слабости на ее лице было написано сомнение, похоже, она испытующе наблюдала за Чжан Гоцзином. Именно с таким выражением лица она часто решала рабочие вопросы в издательстве. Чжан Гоцзин очнулся, он снова увидел перед собой редактора Линь. Невольно он произнес вслух: «Редактор Линь». Линь Хун тут же ответила: «Называй меня по имени». Но в тот самый момент, когда Чжан Гоцзин произнес свое «редактор Линь», он тут же почувствовал всю свою ничтожность и трусость. Зачастую ничтожность и трусость тщательно скрываются под слоем разных повседневных моментов и наряду с позерством формируют некий мужской микрокосм. Чжан Гоцзин вдруг вспомнил, что сейчас его нижняя половина туловища, погруженная под воду, целиком и полностью находится во власти этой женщины. Чжан Гоцзин предпринял очередную попытку освободиться. Линь Хун застыла и с горечью произнесла:
– Может быть, я для тебя слишком старая и страшная? Чжан Гоцзин крепко обнял ее: – Все дело во мне, это я сволочь, дерьмо собачье. Официант спросил: – Что будете выпивать? – Бокал пива, – ответил Чжан Гоцзин. – Два бокала, – попросила Линь Хун. – Давайте тогда уж бутылку «Династии», – сказал Чжан Гоцзин. – Давайте лучше поменяем на водку, – отозвалась Линь Хун. – Вы, может, все-таки определитесь? – спросил официант. – Бутылку «Кунфуянь» [17] , – ответил Чжан Гоцзин. – Да тогда уж лучше сразу «Эрготоу» [18] , – предложила Линь Хун. Распитие «Эрготоу» в отдельном кабинете ресторана продолжалось вот уже почти два часа. Оба молчали и пили, с отсутствующим видом уставившись в свои рюмки. На каком-то этапе у Линь Хун от выпитого стало портиться настроение, алкоголь полностью заманил ее в свои сети, взбудоражив осевший в душе неприятный осадок. Тягостное чувство стремилось вырваться наружу, однако на самом деле Линь Хун не из-за чего было скорбеть, как ни крути, все в ее жизни складывалось как надо, так что жаловаться ей было особо не на что. Однако как раз это обстоятельство ее и огорчало, ее переполняла тоска, из-за которой словно все переворачивалось в груди. Линь Хун считала, что только с помощью «Эрготоу» ей удастся залить свое горе, но эффект выходил совершенно обратный. Линь Хун смотрела на водку, которая могла выявлять совершенно противоречивые ощущения от полного равнодушия до невероятной задиристости. Линь Хун вдруг решила действовать напролом, ей захотелось выяснить все до конца. Однако, не решив еще, что именно она будет выяснять, Линь Хун сказала: – Замечательная водка, чем больше пьешь, тем меньше чувствуется градус, как будто это и не водка. |
