Есть куча прутьев, и вдруг - готовая корзина. Почему?
- И на этот вопрос, - сказал Комов, - я смогу ответить, только когда узнаю о тебе все.
- Тогда узнавай! - потребовал Малыш. - Узнавай скорее! Почему не узнаешь? Я расскажу сам. Был корабль, только больше твоего, теперь он съежился, а был очень большой. Это ты знаешь сам. Потом было так.
Из интеркома донесся раздирающий хруст и треск, и сейчас же отчаянно, на нестерпимо высокой ноте завизжал ребенок. И сквозь этот визг, сквозь затихающий треск, удары, звон бьющегося стекла прохрипел мужской задыхающийся голос:
- Мари… Мари… Ма… ри…
Ребенок кричал, надрываясь, и некоторое время ничего больше не было слышно. Потом раздался какой-то шорох, сдавленный стон. Кто-то полз по полу, усеянному обломками и осколками, что-то покатилось с дребезгом. До жути знакомый женский голос простонал:
- Шура… Где ты, Шура… Больно… Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, Шура… Да отзовись же. Шура! Больно как! Помоги мне, я ничего не вижу…
И все это сквозь непрекращающийся крик младенца. Потом женщина затихла, через некоторое время затих и младенец. Я перевел дух и обнаружил, что кулаки у меня сжаты, а ногти глубоко вонзились в ладони. Челюсти у меня онемели.
- Так было долго, - сказал Малыш торжественно. - Я устал кричать. Я заснул. Когда я проснулся, было темно, как раньше. Мне было холодно. Я хотел есть. Я так сильно хотел есть и чтобы было тепло, что сделалось так.
Целый каскад звуков хлынул из интеркома - совершенно незнакомых звуков. Ровное нарастающее гудение, частое щелканье, какие-то гулы, похожие на эхо, басистое, на пороге слышимости, бормотание; писк, скрип, зудение, медные удары, потрескивание… Это продолжалось долго, несколько минут. Потом все разом стихло, и Малыш, чуть задыхаясь, сказал:
- Нет. Так мне не рассказать. Так я буду рассказывать столько времени, сколько я живу. Что делать?
- И тебя накормили? Согрели тебя? - спросил Комов ровным голосом.
- Стало так, как мне хотелось. И с тех пор всегда было так, как мне хотелось. Пока не прилетел первый корабль.
- А что это было? - спросил Комов, и, на мой взгляд, очень удачно проимитировал звуковую кашу, которую мы только что слышали.
Пауза.
- А, понимаю, - сказал Малыш. - Ты совсем не умеешь, но я тебя понял. Но я не могу ответить. Ведь у тебя самого нет слова, чтобы назвать. А ты знаешь больше слов, чем я. Дай мне слова. Ты мне дал много ценных слов, но все не те.
Пауза.
- Какого это было цвета? - спросил Комов.
- Никакого. Цвет - это когда смотришь глазами. Там нельзя смотреть глазами.
- Где - там?
- У меня. Глубоко. В земле.
- А как там на ощупь?
- Прекрасно, - сказал Малыш. - Удовольствие. Ч-чеширский кот! У меня лучше всего. Так было, пока не пришли люди.
- Ты там спишь? - спросил Комов.
- Я там все. Сплю, ем, размышляю. Только играю я здесь, потому что люблю глядеть глазами. И там тесно играть. Как в воде, только еще теснее.
- Но ведь в воде нельзя дышать, - сказал Комов.
- Почему нельзя? Можно. И играть можно. Только тесно.
Пауза.
- Теперь ты все обо мне узнал? - осведомился Малыш. |