Сережа встал и оглядел лужайку. Петрова не было видно. Сережа лег и прижался щекой к траве.

    – Сергей, – позвал Малышев. – А как ты все это прокомментируешь?

    – Что именно? – спросил Сережа в траву.

    – Национализацию «Юнайтед Рокет Констракшн».

    – «Данную акцию мистера Гопкинса одобряю. Жду следующих в том же духе. Кондратьев», – сказал Сережа. – Телеграмму послать наложенным платежом, валютой через Советский Госбанк.

    «В «Юнайтед Рокет» хорошие инженеры. У нас тоже хорошие инженеры. Самое время сейчас им всем объединиться и строить прямоточники. Все дело сейчас за инженерами, а уж мы свое дело сделаем. Мы готовы». Сережа представил себе эскадры исполинских звездных кораблей на старте, а потом в Пространстве, у самого светового барьера, на десятикратных, на двадцатикратных перегрузках, пожирающих рассеянную материю, тонны межзвездной пыли и газа… Огромные ускорения, мощные поля искусственной гравитации… Специальная теория относительности уже не годится, она встает на голову. Десятки лет проходят в звездолете, и только месяцы на Земле. И пускай нет теории, зато есть пи-кванты в суперускорителях, пи-кванты, ускоренные на возлесветовых скоростях, пи-кванты, которые стареют в десять, в сто раз быстрее, чем им положено по классической теории. Обойти всю видимую Вселенную за десять-пятнадцать локальных лет и вернуться на Землю спустя год после старта… Преодолеть Пространство, разорвать цепи Времени, подарить своему поколению Чужие Миры, вот только скотина-врач запретил перегрузки на неопределенный срок, черт бы его подрал!..

    – Вон он лежит, – сказал Панин. – Только он в депрессии.

    – Он очень огорчен, – сказал Гургенидзе.

    – Ему запретили тренироваться, – объяснил Панин.

    Сережа поднял голову и увидел, что к ним подошла Таня Горбунова со второго курса факультета Дистанционного Управления.

    – Ты правда в депрессии, Сережа? – спросила она.

    – Да, – сказал Кондратьев. Он вспомнил, что Таня – Катина подруга, и ему стало совсем нехорошо.

    – Садись с нами, Танечка, – сказал Малышев.

    – Нет, – сказала Таня. – Мне надо с Сережей поговорить.

    – А, – сказал Малышев.

    Гургенидзе закричал:

    – Ребята, пойдем разнимать болельщиков!

    Они поднялись и ушли, а Таня села рядом с Кондратьевым. Она была худенькая, с веселыми глазами, и было просто удивительно приятно смотреть на нее, хотя она и была Катиной подругой.

    – Ты почему сердишься на Катю? – спросила она.

    – Я не сержусь, – угрюмо сказал Кондратьев.

    – Не ври, – сказала Таня. – Сердишься.

    Кондратьев помотал головой и стал смотреть в сторону.

    – Значит, не любишь, – сказала Таня.

    – Слушай, Танюшка, – сказал Кондратьев. – Ты любишь своего Малышева?

    – Люблю.

    – Ну вот. Вы поссорились, а я начинаю вас мирить.