Они пошли по узкой аллее, обсаженной кустами черемухи. Панин начал было громко петь, но из-за поворота навстречу вышла группа девушек в трусах и майках. Они возвращались с волейбольной площадки. Впереди с мячом под мышкой шла Катя. «Этого только не хватало, – подумал Кондратьев. – Сейчас она уставится на меня круглыми глазами. И начнет говорить взглядом». Он даже остановился на секунду. Ему ужасно захотелось перепрыгнуть через кусты черемухи и залезть куда-нибудь подальше. Он покосился на Панина. Панин приятно улыбнулся, расправил плечи и сказал бархатно:

    – Здравствуйте, девушки!

    Факультет Дистанционного Управления удостоил его белозубой улыбки. Катя смотрела только на Кондратьева. «О господи», – подумал он и сказал:

    – Здравствуй, Катя.

    – Здравствуй, Сережа, – сказала Катя, опустила голову и прошла.

    Панин остановился.

    – Ну что ты застрял? – сказал Кондратьев.

    – Это она, – сказал Панин.

    Кондратьев оглянулся. Катя стояла, поправляя растрепавшиеся волосы, и глядела на него. Ее правое колено было перевязано пыльным бинтом. Несколько секунд они глядели друг на друга; глаза у Кати стали совсем круглые. Кондратьев закусил губу, отвернулся и пошел, не дожидаясь Панина. Панин догнал его.

    – Какие красивые глаза, – сказал он.

    – Круглые, – сказал Кондратьев.

    – Сам ты круглый, – сказал Панин сердито. – Она очень, очень славная девушка. Подожди, – сказал он. – Откуда она тебя знает?

    Кондратьев не ответил, и Панин замолчал.

    В центре парка была обширная лужайка, поросшая густой мягкой травой. Здесь обыкновенно зубрили перед теоретическими экзаменами, отдыхали после тренировок на перегрузки, а летними вечерами иногда приходили сюда целоваться. Сейчас здесь расположился пятый курс Штурманского факультета. Больше всего народа было под белым тентом, где играли в четырехмерные шахматы. Эту высокоинтеллектуальную игру, в которой доска и фигуры имели четыре пространственных измерения и существовали только в воображении игроков, принес несколько лет назад в школу Жилин, тот самый, который работал сейчас бортинженером на трансмарсианском рейсовике «Тахмасиб». Старшекурсники очень любили эту игру, но играть в нее мог далеко не каждый. Зато болельщиком мог стать всякий, кому не лень. Орали болельщики на весь парк.

    – Надо было ходить пешкой на е-один-дельта-аш…

    – Тогда летит четвертый конь.

    – Пусть. Пешки выходят в пространство слонов…

    – Какое пространство слонов? Где ты взял пространство слонов?! Ты же девятый ход неверно записал!

    – Слушайте, ребята, уведите Сашку и привяжите его к дереву! Пусть стоит.

    Кто-то, должно быть один из игроков, возмущенно завопил:

    – Да тише вы! Мешаете ведь!

    – Пойдем посмотрим, – сказал Панин. Он был большим любителем четырехмерных шахмат.

    – Не хочу, – сказал Кондратьев.

    Он перешагнул через Гургенидзе, который лежал на Малышеве, завернув ему руку до самого затылка. Малышев еще барахтался, но все было ясно.