Потом возник какой‑то переполох, движение.

Короткий взвизг, и – как будто тишина. Холодная. Без жизни… Это Ася почувствовала отчетливо…

Больше Ася ничего не поняла. Когда ее повели в родилку, навстречу попалась акушерка с тазиком, наполненным опилками, щепками, и лохмотьями, пропитанными кровью. Это все, что осталось от диванчика. Пришлось распилить. Медициной такое допускалось…

…Единственный ребенок родился утром.

РЕШЕТКА

     Говер начал собираться с вечера. Вынул из-под кровати кожаную  сумку,

сложил в нее белье на смену, глиняную,  запечатанную  воском  бутылочку  с

бальзамом, пух дерева согди, очень целебный и пригодный для всяческих ран.

И потом, как драгоценность, завернутые в кусок промасленной  кожи  таблицы

мудрости, в которых Говер сейчас ничего не понимал, но  должен  был  сразу

разобраться после...

     Говер поднял голову. Руж стоял на пороге и смотрел на его сборы. Руж,

уже разделся для ночи и был в  одной  рубахе  до  колена  и  в  деревянных

башмаках на босу ногу.

     - Значит, решился, - проговорил Руж,  не  отрывая  взгляда  от  сумки

Говера и в задумчивости почесывая переносицу.

     - Да, завтра. А ты?

     Руж энергично мотнул головой:

     - Нет уж, я как-нибудь обойдусь.

     Он хотел  уйти,  но  Говер  остановил,  достал  из  шкафчика  бутылку

темно-зеленого стекла и плетеную тарелку с острым перченым  печеньем.  Руж

оживился при виде угощенья, серые близко посаженные глаза  его  вспыхнули,

на худой шее дернулся кадык.

     - На дорожку закуска, - хихикнул Руж.

     Говер разлил содержимое бутылки  по  стаканам.  Приятели  уселись  на

низкую жесткую кровать у раскрытого окна.  Помолчали,  разглядывая  темную

густую жидкость в глиняных стаканах. Потом выпили залпом.

     - Думаю, это не так страшно, -  проговорил  Говер,  мотая  головой  и

запихивая в рот печенье. - В сущности - что  надо?  Потерпеть  один  день,

чтобы потом обладать всем.

     - Как же, всем, - недоверчиво хмыкнул Руж.  -  И  у  Мыслящих  пахать

будешь, как вол. Только там, говорят, не так тесно и грязно, как у нас.

     Говер повернулся к окну. Несколько восковых  огромных  цветков  согди

перевесились через узкий подоконник, с белых лепестков стекал клейкий  сок

и образовал лужицы. Нестерпимо пряный запах наполнял комнату.

     - Я  так  дальше  не  могу,  -  проговорил  Говер,  обрывая  цветы  и

выбрасывая их на улицу. - Не знаю, как  там  у  Мыслящих,  может,  вправду

погано. Но здесь больше невмоготу.

     - А чего тебе не хватает? - Руж ссыпал остатки печенья прямо в рот. -

Плохо, что ли? Кажется, как мы живем, другие и позавидовать могут.  Жратва

есть, от устали не помираем.

     - Не могу  так,  -  повторил  Говер.  -  Голова  тяжелая,  будто  вся

переполнилась, кровь ночами в ушах стучит, - он вцепился руками в  волосы.