-  Именно так.

    Але вдруг показалось, что здесь есть что-то неправильное. Так описывают «дежа вю». Будто бы она уже в пятый раз смотрит любимый спектакль, и вдруг актеры начали путать реплики. Даже не путать - упрощать. Выпускать что-то. И будто бы бородатый Питер должен сидеть не там, где сидит, а справа, и говорить торопливо и непонятно, а вон там, между Филом и девушкой-квазибиологиней, не хватало кого-то пожилого, белоголового, с эспаньолкой… Ощущение было настолько острым, что она приподнялась со своего места. Хотелось подойти и потрогать, чтобы убедиться.

    И вышло так, что она стоит, а все смотрят на нее и ждут, что она скажет.

    Она еще раз посмотрела вокруг себя. Невозможно было отделаться от ощущения странной нарочитости происходящего.

    -  Знаете, - сказала она, - я ведь в какой-то степени Попов. Слепок с него. Ментальный снимок. Говорят, это пройдет, но пока что - держится. Так вот, этот внутренний Попов говорит, что ответ на заданный вами вопрос был получен, ответ четкий, однозначный, достоверный. И был получен не один раз, а - множество… Но каждый раз этот ответ будто забывался, и все начиналось снова.

    -  Так, - сказал Максим. - И каков же этот ответ?

    -  Не знаю… - Аля вдруг растерялась. - Не могу это… открыть. Там как бы дверь… А кто такой Ященко?

    Она заметила, как переглянулись Максим и Шеллер. Горбовский почесал подбородок.

    -  Не расстраивайтесь, Сашенька, - сказал он. - Тут дело, получается, непростое. Ященко - это Камилл. Фамилия у него такая. Камилл Ященко. Ее почему-то мало кто помнит…

    СТАС

    Мы сидели на веранде и пили какой-то травяной настой. Сикорски утверждал, что трава эта проясняет мысль. Остров был каменист и мал. Сосны, скрученные ветрами, держались за край террасы, дальше начинался океан. Черные скалы поднимались за нами четырьмя быками. Небо было низким и серым. Внизу глухо бил прибой. Ветер с юга доносил льдистый антарктический запах.

    Святая Елена, маленький остров…

    Это была не Святая Елена, но что-то похожее присутствовало во всем.

    -  Я восхищен вашими способностями, Попов, - сказал Сикорски, отставляя свою кружку, огромную и коричневую, с изображением всадника с копьем. - Жаль, что вас не было с нами тогда. Может быть, со мной не случилась бы… неприятность… Абалкин бы остался жить, а служба продолжала бы - служить… - он вздохнул. - Знаю, что не смешно. Старческое слабоостроумие. Извините. Так вот, о главном… Все, что рассказал вам Суворов, - правда. Но это такая невинная часть правды, что даже… нежность пробирает. Нежность. На самом же деле…

    Он медленно встал, обошел вокруг стола, остановился передо мной. Движения его были медленны и осторожны.

    -  Я вам расскажу. Потому что вы все равно все узнаете. Но вдруг вы узнаете потом, когда будет поздно? Как я, например…

    Он помолчал, глядя, как вдали летит, почти касаясь воды и оставляя белый прерывистый след пены, маленький оранжевый глайдер.

    -  До поры все было так, как он рассказал. До недоброй памяти двадцать девятого.

    -  Нашего века? - зачем-то уточнил я.

    -  Что? Ну да, конечно, нашего. Кому-то из гипногенистов пришла мысль передоверить некоторые управляющие функции машине. Сделать ее арбитром, поскольку противоречия между владельцами ключей зашли далеко. И что бы вы думали - сделали машину…

    -  Массачусетскую?

    -  Совершенно верно.