Пастора мучила бессонница; он заснул только под утро, приняв люминал. Художнику, вдруг среди ночи обнаружившему себя в постели с молодой прелестной женщиной подавно не хотелось вставать - как, впрочем, и его расслабленной партнерше. Поэтому все они собрались в столовой между завтраком и обедом, как раз в разгар строевых занятий, проводившихся в большом зале Ковчега.
- "Добрый день", - сказали по привычке все, и только Художник подумал, что приветствие звучит несколько фальшиво, подумал не потому, что знал что-то, просто у него было обостренное чутье художника. А может быть, он недомогал после вчерашнего, и все на свете казалось ему фальшивым.
- Странно, что никого нет, - сказала Физик.
- Действительно, - подтвердил Пастор, озираясь. - Обычно в столовой всегда кто-нибудь есть... Дочь моя, - обратился он к Физику, - у вас не найдется таблеток от головной боли?
- Не найдется, - ответил вместо нее Художник. - Я съел все. А что, вы тоже?... Вид у вас больной, - пояснил он после паузы.
- У меня бессонница, - кротко сказал Пастор. - Я принимал люминал.
- Ужасная гадость, - сказал Художник. - В смысле, и то, и другое ужасная гадость. Болезнь, в которую никто не верит, кроме больных ею, и лекарство, которое крадет сон, вместо того, чтобы возвращать его. Знаете, я даже когда напьюсь до беспамятства, среди ночи все равно просыпаюсь совсем трезвым и часов пять не могу уснуть, мучаюсь, а потом засыпаю, а потом просыпаюсь - с вот такой головой...
- Зачем же вы так много пьете? - покачал головой Пастор.
- То есть как - зачем? Странный вопрос "зачем"?... Я вот, может быть, понять не могу, как это у вас получается - не пить? Вы почему не пьете, Пастор?
- Вы не знаете слова: "Положение обязывает"?
- Знаю, - сказал Художник, - но это не про меня. А вы, Мастер?
- Не знаю, - сказал Мастер. - Не хочется.
- Вот ведь как, - вздохнул Художник, - вам не хочется. Вам, наверное, есть чем заняться, а, Мастер? Вам, наверное, хочется украсить этот мир, повесить в небе солнце и звезды и за игрушечными облаками скрыть эти проклятые каменные своды?
- А разве вам - нет?
- Для кого? Мы скоро благополучно вымрем или перебьем друг друга, и наши труды никто не увидит и не оценит, понимаете - никто! И все видят это, и потому женщины не рожают детей, чтобы не обрекать их на муки или одичание! Неужели вы не понимаете, что тонкий лак цивилизации уже почти слез с нас, и мы уже вполне готовы вцепиться друг другу в глотки!
- Не кричите так, дорогой, - сказала Физик. - С вас-то налет цивилизации еще не слез. Во всяком случае, вы отворачивались, застегивая брюки. Впрочем, говорят, у дикарей условностей гораздо больше, чем в цивилизованном обществе? - обернулась она к Пастору.
- Да, - согласился Пастор, - у них вся жизнь соткана из условностей и ритуалов; у нас в этом отношении проще... Погодите, - удивился он, а откуда вы знаете, что я был миссионером?
Физик помедлила, пожала плечами.
- Догадалась, - сказала она. - А как - не знаю. Вообще в последние месяцы я стала о многом догадываться...
- Не станьте ясновидящей - это опасно, - очень серьезно сказал Пастор.
- К вопросу о полноте жизни... - медленно сказал Художник, ни к кому конкретно не обращаясь. - Знаете, чем я, наверное, буду заниматься? Я буду писать картину о нашем славном прошлом. Огромную картину. Панно. Или панораму. Личный заказ господина Полковника. Дорогая, напрягите ваше ясновидение: станет он генералом?
- Он что, сам предложил? - спросил Мастер. |