Потом Ларри отвел брата в сторонку и прошептал:
- Пойди взгляни на Винни и поговори с матерью.
Джино поразили его слова "взгляни на Винни", словно тот жив и здоров. Ларри повел его в глубь зала, где оказался еще один сводчатый проход,
поменьше, загороженный толпой.
Два маленьких мальчугана проехались мимо Джино по черному полированному паркету; их мамаша гневно шикнула, но дети не угомонились.
Девочка-подросток не старше четырнадцати лет перехватила их, деловито отшлепала и, не произнеся ни слова, потащила к стульям у стены. Джино,
пригнув голову, прошел во второй зал. У противоположной стены он увидел гроб.
Винни лежал на белой атласной простыне.
Скулы, брови, тонкий нос вздымались над его запавшими глазами, как холмы. Лицо знакомое, но разве это - его брат? Здесь не было и следа от
Винни. Где его неуклюжая фигура, его вечно оскорбленный взгляд, где осознание неудачи, где мягкость и уязвимая доброта? Джино видел в гробу
только статую, лишенную души, и не ощущал к ней интереса.
Однако поведение женщин, набившихся в эту маленькую залу, все равно показалось ему оскорбительным. Они сидели вдоль стен, повернувшись к
гробу в профиль, и разговаривали хоть и вполголоса, но на общие темы. Мать была сейчас не слишком говорлива, но голос ее показался ему спокойным
и вполне естественным. Желая сделать ей приятное, Джино подошел к гробу и застыл над братом, глядя больше на белый атлас, чем на мертвое тело, и
ничего не чувствуя - ведь перед ним лежал совсем не Винни, а лишь доказательство его смерти в форме безжизненного тела.
Он уже собрался выйти, но Октавия, поднявшись со стула, взяла его за руку и подвела к матери. Обращаясь к соседке, Лючия Санта сказала:
- Это мой сын Джино, старший после Винченцо.
Подразумевалось, что Джино - ее сын от второго мужа.
Одна из женщин, старуха с морщинистым, как грецкий орех, лицом, произнесла почти сердито:
- Eh, giovanetto, видишь, как страдают матери из-за своих сыновей! Смотри, не доставь ей еще горя!
Она приходилась им близкой родственницей и поэтому могла говорить что ей вздумается, не опасаясь отповеди, хотя Октавия гневно прикусила
губу.
Джино опустил голову.
- Ты что-нибудь ел? - спросила его Лючия Санта.
Джино кивнул. Он не мог ни говорить с ней, ни глядеть на нее. У него поджилки тряслись от страха, что она отвесит ему оплеуху в присутствии
всех этих людей. Однако голос ее звучал ровно. Она разрешила ему удалиться:
- Ступай, помоги Лоренцо: участвуй в беседе и делай все, что он говорит. - И тут мать вымолвила нечто такое, что Джино не поверил
собственным ушам. Обращаясь к женщинам, она удовлетворенно произнесла:
- Как много здесь людей! У Винченцо было столько друзей!
Джино не мог вытерпеть такого: никто из присутствующих знать не знал Вияни и не дал бы за него ломаного гроша.
Мать увидела выражение его лица и все поняла.
Это было ребячество, невежественное презрение к притворству, свойственное юности. Что ж, молодость не ведает горькой необходимости
заслоняться от ударов судьбы. Пусть идет; придет время - и он прозреет.
В сумрачном зале время остановилось, Джино приветствовал новых гостей и вел их по зеркальному черному полу в следующую залу, где их
встречали мать и Винни. |