Изменить размер шрифта - +
Теперь, когда зал опустел, Джино услышал, как в меньшем

помещении задвигали стульями: мать и ее подруги решились расстаться с гробом. Длительное бдение подошло к концу. До Джино не доносилось ни

единого слова; он уже подумывал, не отправиться ли домой впереди всех, чтобы не сталкиваться с матерью. В этот день она внушала ему такой страх,

какой он не испытывал еще ни разу в жизни.

***

     Страшный вопль застиг Джино врасплох и заставил похолодеть от ужаса. За первым воплем раздался второй, сменившийся душераздирающим воем, в

котором уже можно было различить слова: "Винченцо, Винченцо!.." В голосе матери звучало столько горя, что Джино еле справился с собой, чтобы не

пуститься наутек: ему очень хотелось оказаться там, куда не сможет проникнуть этот тоскливый вопль.
     Хозяин похоронной конторы, не утративший спокойствия, покровительственно положил руку на плечо Джино, словно, понимая его чувства, только и

дожидался этого момента.
     Неожиданно в сводчатом проходе возникла группа в черном: там неровно, словно извиваясь, двигались четыре женщины. Октавия, Луиза и тетушка

Терезина пытались вывести Лючию Санту и прилагали к этому немало усилий. Несколько минут назад они уже пробовали воздействовать на нее словами и

лаской, но это ни к чему не привело. Напрасно они напоминали Лючии Санте о ее долге - как-никак, она остается матерью пяти детей: она только

крепче впивалась ногтями в сыновний гроб. Тогда они отбросили приличия и поволокли ее силой. Они не позволят ей оставаться там, не позволят

спятить от горя. Еще чего: отвернуться от жизни, от долга! Они действовали безжалостно. Октавия волокла ее за одну руку, Луиза - за другую,

однако у них не хватало сил, чтобы преодолеть сопротивление Лючии Санты, которой в данном случае помогал собственный вес. Оставалось надеяться

на тетушку Терезину, которая изо всех сил тянула Лючию Санту за плечи.
     Это давало плоды: безутешная мать поневоле скользила по натертому до зеркального блеска черному паркету.
     Минута - и мать, подобно упрямому животному, собралась в комок - это был довольно-таки массивный комок - и отказалась двигаться дальше. Она

не протестовала, не закатывалась в визге; ее черная шляпка и вуаль вульгарно съехали набок; на ее разбухшем от нечеловеческого страдания лице

лежала печать непоколебимого упрямства. Ни разу еще она не выглядела столь несокрушимой скалой, о которую обречен разбиться вдребезги мир

смерти, не выдержавший ее властного горя.
     Все три женщины отступились от нее. Луиза расплакалась. Октавия закрыла лицо ладонями, из-под которых донесся ее искаженный голос:
     - Ларри, Джино, помогите нам!
     Братья бросились на зов и вместе с женщинами предприняли решающее наступление. Однако Джино не посмел притронуться к матери. Лючия Санта

подняла голову и обратилась к Джино с такими словами:
     - Не оставляй брата одного. Пусть хоть в эту ночь ему не будет одиноко. Он никогда не был храбрецом. Он был слишком добр, а это мешает

смелости.
     Джино согласно опустил голову.
     - Ты никогда меня не слушался, - упрекнула его мать.
     - Я пробуду здесь всю ночь, - еле слышно проговорил он. - Обещаю. - Он заставил себя протянуть руку и поправить на ней шляпку. Движение

было стремительным. Впервые в жизни он сделал для нее что-то в этом роде. Мать неуверенно подняла руку, чтобы одернуть вуаль, но вместо этого

сняла ее вместе со шляпкой.
Быстрый переход