|
Шагая к двери, она держала головной убор в руке, словно ей было невыносимо иметь перед лицом помеху в виде вуали; с непокрытой же головой она снова могла взглянуть в лицо жизни, ее непреклонной справедливости, неизбежным на протяжении жизни поражениям. Хозяин конторы предложил принести Джино кушетку и, извиняясь, уведомил его, что будет вынужден запереть входную дверь; он показал Джино колокольчик, за который тому надо будет дернуть - тогда дежурная выпустит его на волю. Сам хозяин ночевал этажом выше. Джино усердно кивал, демонстрируя понимание, пока хозяин не оставил его в покое. Оставшись совсем один в темном траурном зале, отделенном стеной со сводчатым проходом от лежащего в гробу брата, Джино чувствовал себя в полной безопасности - впервые с тех пор, как брат погиб. Он составил деревянные стулья рядком, чтобы можно было на них растянуться, и, скатав пальто, подложил образовавшуюся подушку себе под голову. Лежа и покуривая, чувствуя локтем холодную стену, он размышлял о том, как изменился для него мир. Он обдумывал все, что успел узнать. Значит, Ларри - настоящий гангстер, и люди боятся, что он может их убить. Вот так фокус! Это Ларри-то, который и пальцем не мог тронуть никого из младших братьев... Впрочем, Левша Фей выдумывает, будто Винни сам бросился под паровоз - Винни был настолько робок, что уже давно опасался сидеть на подоконнике. А мать?! Кричит, бранится, всех заводит... Он сонно отпустил вожжи и позволил внутреннему голосу произнести то, что он чувствовал на самом деле: что горе ее чрезмерно, что она превращает смерть в помпезную церемонию. Но тут он припомнил, как сам проливал слезы на крыльце. Но нет, он-то оплакивал Винни-мальчишку, товарища по играм и соратника по бдениям на залитом звездным светом подоконнике. Постепенно он пришел к заключению, что в горе содержится очень мало жалости к самому умершему. Конечно, близкие голосят, убиваясь по утраченному, но в этом слишком мало подлинного чувства; поэтому-то смерть и превращают в такую церемонию - чтобы скрыть то, в истинности чего никто не сомневается: смерть человека - не столь уж важное событие... Бедный Винни! Кто же на самом деле станет о нем горевать? Он давно превратился в хнычущего зануду, общества которого никто не мог выдержать. Даже мать порой теряла с ним терпение. Так что и она оплакивает множество малышей-Винсентов, прошедших перед ней чередой, прежде чем сын вырос. Их же будет не хватать и Джино. Потом-то ему было уже наплевать на него. Как и Ларри. Даже Октавия махнула на него рукой. Вот о Луизе этого не скажешь, почему-то участь Винни была ей не безразлична. Старая тетушка Лоуке тоже всплакнула бы по нему. Прежде чем погрузиться в сон, Джино всерьез собирался наведаться в соседнее помещение и приглядеться к мертвому лицу брата, чтобы заставить себя страдать; однако усталость взяла верх. Сигарета выпала из его пальцев; красная точка на блестящем черном полу походила на уголек в аду. Во сне он подтянул колени к подбородку, чтобы спастись от холода, которым так и веяло от стены. Ему очень хотелось проснуться; помимо воли он испустил крик, разбудивший хозяина похоронной конторы в комнате этажом выше. Это не правда! Не убивал он брата! Он держал пальто матери у нее перед лицом, но его руки все больше немели. Ее осуждающий взгляд заставлял его пятиться все дальше, и, моля о пощаде, он шептал: "Я плакал на ступеньках там, на улице! Гляди, мое лицо до сих пор мокро от слез". Однако мать только фыркала и бурчала: "Это всего-навсего очередной твой трюк. |
