Кто-то — Моргантхау? — заставил тебя дать мне наркотик.
Наз кивнула.
— И он открыл Врата. Врата Орфея.
По лицу Наз впервые пробежала тень сомнения и даже страха.
— А вот этого я не понимаю. Моргантхау никогда не упоминал о Вратах Орфея. Я думала, что проникла в твои мысли или что мы проникли в мысли друг друга. Но теперь мне кажется, все дело только в тебе. Твое, — она помолчала, подыскивая нужное слово, — сознание каким-то образом расширилось и вошло в мое. И в сознание Моргантхау.
Чандлер помолчал и спросил:
— Он действительно был за зеркалом?
Наз отвернулась.
— Он сказал, что арестует меня, если я не стану сотрудничать. За приставание к мужчинам, — добавила она, подобрав слово помягче. — Он…
— …фотографирует тебя, — закончил за нее Чандлер. — Сколько?.. Сорок один, — сам ответил он, потому что откуда-то все знал. Знал все, что случилось в жизни Наз. Ее первый секс, ее первая выпивка, ее первый обмен секса на выпивку. Каким-то непостижимым образом все это находилось у него в голове. И он знал, что и сам точно так же находился в голове у нее. Целиком и без всяких купюр — за этими чудесными темными глазами.
Он откашлялся.
— Настоящее имя Моргантхау. Его зовут…
— Логан. Эдди Логан. Я знаю. Теперь знаю. — Она в изумлении покачала головой. — Ты помнишь свои слова в мотеле? Ты сказал: «Я тоже здесь». — Она взяла его за руку и сжала изо всей силы. — Я здесь, Чандлер. Я тоже здесь.
От ее прикосновения по нему будто пробежал электрический разряд, и Чандлер чувствовал, как по его лицу расплывается глупая и восторженная улыбка. Но в то же время он испытал страх. Он испугался не связи, не того, как она возникла и во что могла вылиться в будущем, а самой мысли, что ей может настать конец. Потому что если он потеряет часть себя — а она стала его частью, — то уже никогда не сможет быть единым целым.
Он вдруг вспомнил еще одну цитату. Не ту, что нашел для диссертации, а просто мысль, которую где-то прочитал.
«Зато Орфея, сына Эагра, они спровадили из Аида… Поэтому боги наказали его, сделав так, что он погиб от рук женщины».
Потом вспомнил, что это был Платон. Его «Пир». В отличие от большинства древних мыслителей Платон не восхищался Орфеем, а считал его трусом, потому что тот был не готов умереть за свою любовь.
«Но это же глупо, — подумал он. — Я не…»
— Чандлер? — оторвал его от размышлений голос Наз. Она не успела договорить. В дверь постучали.
Штаб-квартира ЦРУ, Маклин, штат Виргиния
1 ноября 1963 года
— Итак. — Эвертон достал сигарету из золотого портсигара с монограммой и зажег ее хрустальной зажигалкой размером с чернильницу. — А шляпа зачем? Боитесь, мне удастся вас разглядеть, Мельхиор?
Поняв, что ему все-таки придется иметь дело с этим болваном, Мельхиор решил рассмотреть его получше. Вернее, его одежду. В его глазах Эвертон был скорее манекеном, чем человеком, своего рода подставкой, на которой демонстрировалась униформа для ему подобных. Безупречно сшитый и явно новый шерстяной серый костюм был скроен по моде десятилетней давности — лацканы шириной ничем не уступали ленте, которой награждали победительниц конкурсов красоты, а ткань была такой твердой, что костюм, казалось, мог стоять сам по себе. В этом не было ничего удивительного: веяния моды явно выходили за пределы внимания исполняющего обязанности заместителя директора по Западному полушарию, а его портной шил костюмы одного и того же покроя всю свою жизнь. |