Самое отдаленное из всех его потенциальных убежищ. В распоряжении беглеца имелись и гораздо более близкие к историческому центру пещеры и остатки подземных улиц, которые никто в течение многих столетий не озаботился картографировать. Теперь о них знала только ограниченная группа исследователей. В них человек мог жить и прятаться месяцами, никем не замеченный. Недостатка в пространстве не было, а пищу можно закупить днем и выходить наружу, только когда это необходимо.

Обстоятельства заставляли ждать и проявлять терпение. Ему теперь оставалось сделать совсем немного, но это были самые важные дела. Археолог сидел в холодной и мрачной пещере, обдумывая планы на сегодняшний день и припоминая все, что за долгие годы сумел узнать об этом месте.

Пещеры обнаружил местный крестьянин, когда распахивал пустошь под новый виноградник. Лет десять его семейство держало открытие в секрете, надеясь обнаружить в сети подземных тоннелей какой-нибудь старинный клад, но все находки представляли собой лишь кости, сложенные в стенных каменных нишах, вырубленных рядами, один над другим, в бесконечных тоннелях, прорытых на нескольких уровнях. И в самом нижнем, последнем тоннеле располагался храм, на который крестьяне и смотреть не стали, едва поняв, что там, среди обломков камней, нет ничего блестящего.

В годы поздней империи здесь обитала скромная сельская община — видимо, всего несколько семей, — а рядом располагался маленький военный лагерь легионеров, охранявших въездные ворота в столицу и посты мытарей вдоль Аппиевой дороги. Этот храм и в подметки не годился тому великолепному сооружению с алтарем, что укрылось в глубинах Авентино. Статуя Митры с быком здесь была грубой работы. Скорпиона, впившегося в пах быку, едва можно было разглядеть. Храм остался с давних времен лишь незначительным напоминанием о культуре легионеров, и археологи, узнав о существовании памятника, решили тут же о нем забыть, предпочитая заниматься более заметными и значительными ранними христианскими памятниками. Знаки креста и надписи, вырубленные на стенах, давали основание предполагать, что некто, может быть, даже какой-то святой, покоился здесь некоторое время после мученической смерти.

В первое воскресенье каждого месяца местное археологическое общество приводило сюда очередное стадо посетителей. Они спускались в храм, проходя сквозь простенькую современную бетонную будку на поверхности, вели туристов, ищущих острых ощущений, вниз полюбоваться на скелеты и на то, что осталось от древних похоронных принадлежностей и уборов. О Митре никто никогда не упоминал. Эта религия, некогда основной соперник христианства — хотя сам Браманте сильно сомневался, что хоть кто-то из ее тогдашних последователей рассматривал культ в подобном качестве, — теперь стала мифом, которым разве что детей развлекать; волшебной сказкой, басней в духе Эзопа.

Ему это было только на руку. Катакомбы и пещеры протянулись на полкилометра вдоль узкой, ныне заброшенной деревенской дороги, под полем, покинутым крестьянами. Селяне сочли более прибыльным получать государственные субсидии за то, что ничего не выращивают, нежели чем-то заниматься. Убежище располагалось далеко от жилья и мало посещалось, если не считать упомянутые визиты раз в месяц. До ближайшего появления здесь археологов оставалось еще две недели. Так что Браманте был один и в полной безопасности. И даже имел электрическое освещение — спасибо городским властям, озаботившимся проложить кабель практически через всю цепочку пещер, не дотянув его только до митрейона, на который ни у кого не было охоты любоваться.